119 
– Сейчас ты подъезжаешь к ней домой. Разумеется, один. Если приведешь с собой «хвост», я раздумывать не стану. А об остальном поговорим на месте.
Ладыгин не возражал, но, показывая характер, предупредил, что не простит Темину, если с Мариной что-то случится. Темин сдержанно рассмеялся – сейчас все козыри были у него на руках – и сказал:
– Мне нужен ты. За нее можешь пока не волноваться.
Они закончили разговор. Темин положил трубку и вопросительно посмотрел на женщину.
– Теперь будем ждать, – сказал он. – Но я не люблю неожиданностей. У тебя есть бельевая веревка?
– Вы хотите повеситься? – с отвращением спросила Марина.
– Я хочу связать тебя, – деловито пояснил Темин. – Мне нужно проследить, не приведет ли твой дружок с собой «хвост». А ты можешь выкинуть какой-нибудь номер. Поэтому, чтобы не отвлекаться, я должен тебя связать.
– Ну так ищите сами! Еще не хватало, чтобы я об этом заботилась!
– Мне просто не хотелось лишнего насилия, – с досадой сказал Темин. – Я люблю разумных людей. Но если ты предпочитаешь насилие, то шагай в ванную! Кажется, там я видел у тебя веревки.
Марина была вынуждена подчиниться. Темин связал ее по рукам и ногам и опять усадил на диван. Порывшись в столе, он нашел рулон широкого скотча и безжалостно заклеил пленнице рот.
– Извини, маленько попорчу твою красоту, – язвительно сказал он. – Не терплю бабьего визгу.
Марина ответила ему ненавидящим взглядом.
– Теперь, кажется, все! – заключил Темин. – Теперь молись, чтобы твой дружок не совершил ошибки!
Поднимаясь из подземелья метрополитена, я чувствовал себя скверно. Окружавшая меня толпа пассажиров рассосалась постепенно, и я остался один. Одинокий, убитый горем человек – как и требовалось по сценарию.
Правда, выйдя со станции, я не удержался и машинально огляделся по сторонам. Никаких целей я не преследовал, понимая, что незримых наблюдателей мне все равно не заметить. Но я ожидал увидеть какой-то знак угрозы, предостережение, какие-то зловещие изменения привычного пейзажа. Такое у меня было в этот момент настроение.
Но я увидел лишь шумный перекресток четырех улиц, забитый машинами, троллейбусами и автобусами, ровные ряды домов, зеленую полосу лесопарка в отдалении – и более ничего.
Перейдя через улицу, я направился к дому Марины, размышляя о том, к чему приводят двусмысленные поступки, неискренность, слабость и желание не показаться смешным. То есть поступки, диктуемые эгоизмом и самолюбием. Если бы не моя дурацкая попытка использовать чужую беду, чтобы как-то уладить личные проблемы, жизнь Марины не подвергалась бы опасности, а сам я сейчас не шел бы как теленок на бойню. Если с Мариной что-нибудь случится, мне не будет никаких оправданий. Кто бы он ни был, этот мерзавец, я уничтожу его, если случится самое страшное. Я сам подохну на нем, но не выпущу.
Преисполнившись мрачной решимости, я пошел быстрее и, подходя к дому, поднял глаза на балкон Марининой квартиры. Мне показалось, что я вижу силуэт человека, наблюдающего за дорогой. Вот и отлично, подумал я, пусть видит, что я иду совершенно один.
В подъезде дома я вспомнил о засаде, которую обещал устроить Чернихин, и специально поднялся на верхний этаж по лестнице, надеясь обнаружить ее признаки. Но или засаду отменили, или она слишком хорошо замаскировалась, чтобы ее выявил такой дилетант, как я.
Наконец я добрался до верхней площадки и, не раздумывая, нажал на кнопку звонка. Шагов в прихожей я не слышал – бандит был предельно осторожен. Долгое время ничего не происходило, и я догадался, что меня рассматривают в дверной глазок. Наконец щелкнул замок, и голос из-за двери произнес: «Заходи!»
Я толкнул дверь и вошел в полутемный коридорчик. Тень вооруженного пистолетом человека двинулась в сторону комнатной двери, и тот же голос сказал:
– Захлопни дверь и проходи в комнату!
Я выполнил требование и последовал за бандитом. Когда я увидел связанную Марину, кровь буквально ударила мне в голову и я едва не бросился с голыми руками на негодяя. Он предупреждающим жестом поднял пистолет, на стволе которого был глушитель, и сказал:
– Тихо, тихо! Я буду стрелять не в тебя – в нее! Веди себя благоразумнее, если не хочешь, чтобы оборвалась такая молодая жизнь.
Я был вынужден смириться. Теперь я мог рассмотреть шантажиста подробнее и убедился, что это не кто иной, как «шеф» из загородного дома. Он несколько растерял военную выправку и сменил коричневый костюм на серый, да вдобавок замаскировал попорченную внешность наклейками и черными очками, но это несомненно был он. Теперь «шеф» торопился взять реванш.
119 
