Когда математический расчет ничего не дал, я отдался на милость вдохновения, и часами бродил по дому, освещая покрытые пылью мертвые портреты, ища и не находя даже тех следов, что были открыты мне ранее. Дни шли за днями, входная дверь была для меня недоступна, за закрытыми ставнями царил вечный сумрак, я потерял счет дням и начал тосковать. Я не помнил точно, о чем я тоскую, но иногда — вероятно это была ночь — мне снились сны. В них ко мне неизменно приходила молодая дама с короткими золотыми кудрями. Она гладила меня по плечам и касалась моего запястья прохладной щекой. От этого я начинал плакать и просыпался от собственного воя.
Потом, вероятно наступила осень. В доме стало заметно холоднее, и даже в укромной уголке за вьюшкой было также холодно, как и везде.
Однажды во сне ко мне пришел ветер. Я почувствовал его кончиком носа и обрадовался, как старому другу. Ветер усиливался, и я проснулся от пронизывающего холода и бьющего в глаза света. Окна были распахнуты настежь, и рвущиеся занавески, хохоча и хлопая от порывов ветра, бились, сбивая пыль и случайные безделушки. Дом быстро наполнялся светом, сквозняками и Голосом. Громкий, звонкий, совершенно неуважительный голос выкрикивал веселые слова на незнакомом мне языке. Словно невоспитанная дама или даже девчонка бежала по дому и по дороге распахивала все окна и двери.
Шаги приближались. Я сжался за печной вьюшкой. В кухню вбежала девочка лет двенадцати в перепачканном пылью фартуке, румяная, с растрепанными черными волосами. Она охнула, увидев наше кухонное великолепие, покрутилась на гладком полу и бросилась ко мне.
“Кошка! Мама, смотри, какая кошечка! ”
Крепкие ручки подхватили меня поперек живота и потащили. “Маааама!!! Смотри какой кооотик!!!!! Мааама!!! Он у нас будет жить! Он сам к нам пришел!!! А окна мы никогда больше не будем закрывать! Он наверное дикий!”
Я сижу у горящего камина и щурюсь на огонь. Мариэтта сидит рядом со мной на полу. Несколько глубоких царапин быстро научили ее уважительному отношению, и фамильярности был положен конец раз и навсегда. Мариэтта на миг отрывается от рисунка, поправляет выпавшую прядь и хмыкает: “Когда ты так смотришь на огонь, Людвиг, можно подумать что ты вспоминаешь былое”.
Ханна Таупекка
Сказки про снег
— Что такое смерть? — спросил Снег.
— Не знаю, — сказало Облако, прихлебывая чай. — А ты уверен, что она вообще бывает?
— Ну, — протянул Снег, — я не знаю точно, но должны же мы куда-то деваться.
— Глупости какие, — проворчало Облако. — Зачем тебе куда-то деваться? Заходи лучше вечером, я испеку шарлотку.
— Ладно, — сказал Снег. — Тогда до вечера.
— Пока, — отозвалось Облако.
Снег подошел к краешку неба, поежился, вздохнул и прыгнул вниз.
* * *
Снег сидел за столом и играл в шахматы сам с собой.
"Если это конь, — бормотал он, — то ходить надо буквой Г. Хм, а если это не конь?..". Конь снисходительно фыркнул. "Ну хорошо, — вздохнул Снег, — допустим, это конь…".
Дверь тихонько скрипнула.
— Привет, — сказал Дождь.
— Ого, — сказал Снег. — Ты?
— Ну я, — засмеялся Дождь. — Твоя очередь.
— Уже, — пробормотал Снег и встал из-за стола. С доски на него сочувственно покосился Конь.
— Ничего, — пожал плечами Дождь. — Это ненадолго. Пара месяцев всего.
Снег собрал шахматы в коробку и поставил на полку.
— Так и не научился? — спросил Дождь.
— Не-а, — ответил Снег. — Разговаривать с ними куда интересней.
— Никогда тебя не понимал, — поморщился Дождь и достал с полки свою коробку с шахматами.
— Ну, я пошел, — сказал Снег.
— Пока, — отозвался Дождь, не поднимая головы от доски. — Удачи.
* * *
— Ты кто? — спросил Маленький Зверушка.
— Я Снег, — ответил Снег.
— Ты красивый, — сказал Зверушка.
— Ты тоже красивый, — улыбнулся Снег.
— Ты упал с неба? — Спросил Зверушка. — Как там все?
— Ага, — кивнул Снег, — с неба. Там хорошо, только холодно.
— Я пойду спать, — сказал Зверушка вечером. — Ты же будешь здесь, когда я проснусь?
— Не знаю, — пробормотал Снег и улегся поудобнее. Ему тоже очень хотелось спать.
На верхушке самой высокой елки неслышно вздохнуло Облако.
* * *
Снег с Дождем брели по горбатой улочке в центре Города и молчали — было так хорошо, что говорить не хотелось. Сгущались понемногу синие сумерки, один за другим зажигались фонари.