– А! Не нравится! – закричал обрадованно Сергей. – Сам, сволочь, к нам запросился!
Сергей завис над плавающим внизу японцем и сказал мне:
– Брось ему петлю.
Я подняла дверь и швырнула вниз петлю, на которой Сергей поднимал меня.
– Осторожно, Сергей, у него может быть нож! – сказала я. – Старика он дважды ножом ударил.
– Это он пусть себя осторожно ведет, – проворчал Сергей. – В то, что он самурай и сделает себе харакири, я не верю, значит, сам будет осторожность соблюдать, без наших напоминаний.
Увидев, что японец закрепил на себе петлю, Сергей поднял вертолет, выдернув японца из воды, и сказал мне:
– Смотай трос до половины и на тормоз поставь.
Через минуту мы начали набирать высоту. Когда поднялись уже прилично, Сергей попросил меня:
– Посмотри, что там, внизу.
Я выглянула вниз. Японец что-то кричал и махал руками. У меня в душе не шевельнулось к нему абсолютно ничего, ни капли жалости, ни грамма сострадания не могла я в себе отыскать.
Сергей включил крейсерскую скорость, и вертолет помчался к заставе с максимальной скоростью, на которую был способен. Японец уже не кричал и не дергался, он застыл на петле и не делал попыток закончить жизнь самоубийством, как и предполагал Сергей.
Мы неслись над океаном вслед за склоняющимся к горизонту солнцем, и мне иногда казалось, что я вижу среди волн клочок синего цвета. Я каждый раз порывалась схватить Сергея за руку и заставить спуститься пониже, чтобы подобрать старика-айна в его синем халате, расшитом белыми прямоугольными узорами.
Но в следующее мгновение убеждалась, что это лишь отсвет солнца от синей, в белых барашках, пены воды Тихого океана.
Глава восьмая
Чугункова мы даже из вертолета не стали выгружать. Приставили к нему врача и прямым ходом отправили в Южно-Курильск.
Турсунова вытащили из петли. Он окоченел и не мог двигаться самостоятельно. Его отнесли на заставу, согнули не слушающиеся его руки и надели на него наручники.
Я не сторонница силовых методов ведения допросов и вообще силового давления на противника, который находится в твоих руках. Об избиении арестованных на допросах вообще речь не может идти. Я считаю, что любой, самый сильный удар кулака можно заменить фразой, которая пошлет твоего противника в нокаут и принесет тебе победу, нужно только быть очень внимательным.
Но я не могла себе не признаться, что после полета над океаном «под вертолетом», который устроил Турсунову Сергей, тот стал намного мягче в общении с нами и гораздо сговорчивее.
Мне не стоило большого труда заставить его признаться, что он работал на Шикотане вместе с Краевским, который осуществлял общее руководство операцией и контакты с японской стороной. Лодки охотников-айнов были расстреляны двумя торпедами самим Краевским, упустившим из виду только одного старика, которому удалось выплыть и не попасться на глаза наблюдателям с катера Краевского.
В задачу Турсунова входило выкрасть старика и передать его японской стороне. В случае, если старик откажется ехать в Японию, уничтожить его. Все «подобранные» в океане японцами охотники-айны были подставными, и старик должен был подтвердить их показания. Но старый айн почему-то заупрямился, Турсунов не смог толком объяснить, что за проблема у него возникла, почему он не смог договориться с ним.
О судьбе упавшего со скалы Краевского ему ничего не было известно, и, как я ни билась, он на этом настаивал. Пришлось поверить. Впрочем, Турсунов был уверен, что Краевский сумел выбраться невредимым.
Записав на пленку его показания в присутствии свидетелей, я отправила его под надежной охраной в Южно-Курильск и передала все материалы его допроса в Питер Менделееву.
Моя работа на Шикотане была, в общем-то, завершена. Оставалось только составить формальный отчет о своих действиях, и можно было отправляться домой. Но что-то меня словно тормозило, не давало сесть в вертолет и, бросив на Шикотан последний взгляд с воздуха, растаять в голубом осеннем небе Курил.
Прощаясь с Сергеем, я поняла, что меня задерживало на этим крохотном клочке российской земли на краю великого океана.
– Что же случилось с той девушкой из деревни айнов, на которой ты едва не женился? – спросила я Евграфова, когда мы уже стояли с ним у взлетной площадки.
Вертолет уже раскручивал лопасти воздушного винта, и времени у нас оставалось совсем немного.
Евграфов посмотрел на меня грустными глазами и сказал просто и доверчиво: