Последние отзывы

  76  

Правда, физиономию воришки папа запомнил. И адрес его выяснил. Мать позвонила мне, я взял с собой друга Мальцева, примчался.

— Надо ехать, — воскликнул, — прямо сейчас! По горячему следу.

— Брось, — сказал отец. — Незачем. Не езди никуда, это мудовые рыдания. Деньги он уже пропил, а документы в канаву выкинул.

— Попробуем, — ответил я. — Лежачий камень не бьют.

Подхватились, приехали к засранцу домой, панельный пятиэтажный дом тонул в грязи, на лестнице пахло гнилой едой, подошвы прилипали к остаткам кафеля и отдирались с гадким звуком. Дверь открыла мамашка засранца, в драном халате, опухшая от слез или водки, или того и другого вместе.

— Васи дома нет, — сказала мамашка. — В милиции Вася.

— А мы тоже почти из милиции, — находчиво ответил я. — Передайте Васе: так и быть, пускай оставит деньги себе. Но документы — немедля вернет. Иначе завтра же оформим ему три года общего режима.

Друг мой Мальцев весил сто пять килограммов и ничего говорить не стал. Если бы я весил сто пять килограммов, я бы тоже говорил мало.

Я не верил в успех, Мальцев — тоже. Две тысячи рублей — у нас в городе Электросталь на эту сумму можно пить месяц. Сошлись на том, что юный злодей ушел в загул и найти его будет трудно. Вернулись к родителям, угостились чаем и отправились назад, в Москву.

Не успели вырулить на МКАД — позвонил изумленный отец: бумажник вернули, принесла какая-то девчонка, деньги пропали, но все главное уцелело. Полная победа и гора с плеч.

Этот случай, забавный и глупый, поднял мой авторитет на небывалую высоту. Полночные появления были забыты, и коньяк «Белый Аист» тоже забыт. Родители стали считать меня и Мальцева сверхчеловеками и авторитетными фигурами преступного мира. Сын — тридцатипятилетний балбес и малоудачливый писатель — теперь входил в родительскую квартиру, гордо выпятив челюсть. Ни одно серьезное семейное решение не принималось без его веского слова. Что уж говорить о покупке земельного участка.

Вскоре участок был найден, по телевизионной рекламе: некая московская фирма продавала землю в Ногинском районе, от Электростали на машине — сорок пять минут. Места среди дачников непопулярные, на восток от Москвы, плохие дороги, болота и комары, ни озер, ни больших рек; в наше время люди норовят затевать усадьбы на Истре, среди холмов и водохранилищ, где виды, где инфраструктура, где зимой можно с гор на лыжах наяривать. Но мама с папой прожили в Ногинском районе почти полвека, и пристрастия оголтелых московских любителей загородного отдыха их не волновали никак.

Поехали смотреть. Поле мне понравилось. Розовый луг, ласкаемый сладким ветром. Сплошной клевер, пригорочек, рядом — деревенька. Одинокая корова пасется печально. В отдалении, за лесом, опрятная колоколенка, она особенно умилила матушку. Никаких признаков грядущего строительства, только новенькие колья вбиты по всей немалой территории.

Нас поджидал человек на пыльном УАЗе, короткий, вислоусый и улыбчивый, глазки-пуговки; он бы вызвал во мне подозрение, но в наших местах все деловые люди вислоусы и улыбчивы, такая порода прохиндейская. Жилистых тружеников перестреляли коммунисты еще в двадцатые годы, во времена коллективизации, а кто выжил — подался в города, на заводы. Остались такие, как этот: жопа, живот, щеки, сверху — кепка. Ученые мужи утверждают, что со временем генофонд восстановится, опять народятся жилистые и трудолюбивые. Другие говорят, что в генетической программе произошел сбой, виноваты водка, Сталин и нефтегазовая халява; кончилось русское племя. Сам я ни тем, ни другим не верю; вообще никому не верю, отучили. В Бога только верю и в себя. И в маму с папой. В жену верю, в сына, в нескольких друзей и в поля клеверные, изумрудно-розовые. Больше ни во что.

Мужичок разложил на капоте «план»: расчерчено, пронумеровано, по краям замусолено, заверено печатью, многие квадратики заштрихованы — это, стало быть, уже проданные участки. За участок просили от двух до трех тысяч долларов, всего участков было около двухсот, и я, московский деятель, расторопно подсчитав, вывел цену всего поля: полмиллиона. Прохиндей встал возле колышка, мама подошла, посмотрела направо, налево, втянула носом клеверный дух, перевела взгляд на меня и спросила:

— Ну, чего?

— Тебе решать, — ответил я.

— Нет, — сказала мама твердо. — Тебе.

Вислоусый улыбнулся.

— Берем, — сказал я.

  76