37 
Он увидел майора, держащегося за лестницу одной рукой. Карагодин орал на него, истерически матерясь.
Карагодин перестал стрелять и теперь приказывал пилоту посадить вертолет.
Вертолет низко висел над поляной.
– Прыгай, на хрен, – кричал майору Карагодин.
Мент прыгнул, сгруппировавшись в воздухе. Но прыжок оказался не очень удачным. Как он ни старался смягчить удар, он здорово ушибся.
Егор поднялся на одно колено. Его шатало, голова кружилась, по бедру и ноге текла кровь. Он поморщился от боли. Глянул вниз. Кровь, мешаясь с болотной грязью, текла по ноге, быстро застывая на морозе. Штанина быстро бурела. Он собрал остатки сил, поднялся, облокачиваясь на карабин и покачиваясь из стороны в сторону, припадая на ногу, захромал.
– Стой! – слышал он злобный рык Карагодина.
Вертолет наконец сел. Пилот каким-то чудом опустил его на небольшую полянку, свободную от высоких деревьев и болота. Карагодин захватил «узи», выбрался из кабины и побежал через ельник. Егор затаился за стволом сосны и прицелился. Кое-как, держа карабин покрасневшими, едва гнущимися руками. Вскоре ближайшие кусты были сметены автоматной очередью. Карагодин снова впал в бешенство, палил без разбора и безостановочно.
Егор выстрелил. Промазал. Этот выстрел, который говорил о решимости Егора не сдаваться, окончательно взбесил Карагодина. В ответ полетели ветки, хвоя, то там, то здесь взвивался взрытый пулями снег.
– Гаденыш, я тебя научу уважать старших! – грохотал Карагодин, когда стихала автоматная очередь.
Теперь пули ложились рядом с Егором, чудом не достигая цели. Карагодин не знал точно, где спрятался Егор, поэтому стрелял на авось, неуклонно приближаясь. Он расстрелял весь магазин, достал новый и опять принялся за дело. Автоматная очередь снова прошила воздух, снег, заросли кустарника. Несколько пуль очертили пространство, где находился Егор, так близко от него, что он решил поменять местоположение. Егор метнулся в сторону, повалился в снег. Стрельба прекратилась. Ветви хлопали друг о друга, слышались тяжелые шаги.
Одна из ног Карагодина зацепилась за ступню Егора. Тот сделал подсечку, и Николай Павлович рухнул лицом в снег. Автомат упал рядом. Превозмогая боль, Егор кинулся на Карагодина. Он перевернул врага, взобрался на него и принялся мордовать с двух рук. Тот пытался вывернуться, но Егор, которому отчаянная ситуация, казалось, придавала сил, охаживал Карагодина, вкладывая в удары всю свою боль и ненависть.
– Сука, – прогундосил Николай Павлович сквозь разбитые губы.
Затянутая футболкой рука Егора превратилась в свинец. Он действовал в каком-то трансе. Когда тело Карагодина обмякло, а руки упали на снег, Егор тяжело отполз. Пихнул Карагодина в бок левой ногой. Тот что-то промычал. Егор ухватил «узи».
В этот момент послышались возбужденные голоса. Это переговаривались пилот и мент. Они осторожно приближались. Егор поднялся, держа в одной руке и свой карабин, и автомат Карагодина. Идти он не мог, не было сил. Тогда он пополз.
Преодолев несколько метров, он увидел в прогал меж веток мента. Очухался. Майор зажимал рукой плечо. Потом показался и пилот. Егор притаился.
Те вдруг кинулись на землю.
– Николай Палыч! – Егор услышал их полный холуйского беспокойства возглас.
– Догнать, действуйте, черт вас… – бормотал Карагодин. – Не убивать…
Мент и пилот переглянулись. Они слышали выстрелы в лесу и теперь недоумевали, почему, стреляя сам, Карагодин дает такую благоразумную команду.
Кулаки Егора задали Карагодину правильный настрой. Лежа на снегу, изнемогший, отдувающийся, сплевывающий кровь, он одумался. «Шепелев меня задушит, если я упущу или убью этого идиота!» Оттого и отдал он этот приказ: «Не стрелять!»
Майор встал с колен и огляделся. Пилот тоже поднялся. Минуту они колебались. Наконец решились и двинулись туда, куда уже молча, исходя бессильной злобой, указывал им Карагодин.
Егор пополз, раздвигая кусты руками. Преследователи были рядом. Тогда он выпустил по ним автоматную очередь. Они упали на снег, целясь в Егора из своих пистолетов.
– Кончай стрелять, – крикнул майор, – ты проиграл. Сдавайся.
Егор подумал, как было бы славно занять сейчас пустующий вертолет. Это казалось недостижимым, и все же…
Что же это, вначале его осаждали волки, теперь люди. А он, израненный, с мокрыми ногами, должен пропадать здесь? Егор не думал об алмазах. Зачем они ему мертвому? Нет, прав был Кюкюр, на них лежит проклятие. Так что же, уступить, сдаться? Ничего подобного! Не трезвый расчет, а гордость и чувство справедливости повелевали Егором.
37 
