Михаил Серегин
Голая агрессия
Сентябрь вступил в свои права неделю назад. Еще зеленые листочки колыхались под легким ветром, еще солнышко нагревало землю, еще можно было загорать – при условии, что есть возможность поехать на пляж, или развалиться в пентхаусе, или, на худой конец, на залитой гудроном крыше; еще птички щебетали и, наевшись червячков, купались в лужах; еще люди продолжали улыбаться друг другу несколько чаще, чем в смурные зимние дни… – мало кому хотелось расставаться с прекрасным летом, но жизнь шла вперед.
Начинался сезон. Люди возвращались с дач в город и, проходя мимо лотков, скупали книги, кассеты, красиво иллюстрированные журналы, парфюмерию и сосиски.
Шоу-бизнес готовился преподнести публике последние наработки. Продюсеры потирали руки, предвкушая увеличение собственных состояний…
– Попку! Попку назад, Леночка! Катенька, носочек тянем. Молодцы, девочки! Работаем! Раз, два, три! Раз, два, три! – Пожилой, но не потерявший прыти Артур Никанорович Куркин готовил «фон» для восходящей звезды российской эстрады Вики Апрель. Денежки, которые вкладывались в Вику, помогли пригласить на работу с группой девочек, отобранных неизвестно кем и когда, самого Куркина!
Хореографу было пятьдесят пять. За его плечами – постановка четырех балетов и более двух десятков шоу разного калибра. Артур Никанорович брался за все, что ему предлагали, лишь бы платили побольше. Он был одним из немногих, кто мог в короткие сроки сделать из рыбы мясо. Получая коллектив, нередко наполовину состоящий из девочек, которые, может быть, танцевали в глубоком детстве (а на самом деле просто «дали» тем, кто дает на все это деньги), он мог за пару месяцев слепить нечто похожее на слаженный коллектив.
Его терпению и умению разговаривать могли бы позавидовать многие учителя. Проработав всю свою жизнь с людьми, он не стал неврастеником, срывающимся по каждому поводу, не стал тираном, не переродился в мудака, орущего на всех и каждого лишь из-за того, что кто-то махнул ногой не в ту сторону. Именно за это его ценили. Бескорыстие было единственным качеством, каким не мог похвастаться Куркин. Он постоянно требовал, чтобы ему платили в срок и как можно больше. И ему платили, потому что видели, что дело движется, потому что знали, что к сроку все будет готово.
На данный момент у хореографа была всего лишь одна проблема: он не мог добиться того, чтобы сама Вика проводила на сцене вместе с балетом более одного часа в день.
Сейчас восемь девочек и два парня отрабатывали все номера один за другим без солистки, и Куркину это не нравилось. До первого концерта еще неделя – казалось бы, время есть, но на самом деле его уже нет.
Закончив репетицию, хореограф пошел звонить хозяину. Запершись в комнатушке, отведенной лично для него, Артур Никанорович сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая тем самым себя после трехчасового марафона, состоящего из постоянных прерываний, объяснений, повторений не до конца отработанных движений.
– Как у вас дела? – Голос Иволгина, генерального продюсера шоу, выражал легкую обеспокоенность.
– Движемся, Дмитрий Игоревич, – нарочито мрачно пробурчал Куркин.
– Что-то вы не в духе!
– Виктория приходит только на час, а затем уходит в студию. Никакой красоты не получится, если наша звездочка не будет работать на сцене.
– Дело в том, что у нас возникла проблема с фонограммой. Надо срочно переписать одну песню, иначе выйдет куда более серьезный конфуз.
– Но мне надо хотя бы два дня поработать с ней от и до! – взмолился Куркин, уже представляя себе, как Вика сбивается с ритма прямо перед многотысячной аудиторией.
– Не волнуйтесь так, Артур. Мы ведь все равно начинаем не со столицы.
– Да, я помню. Для начала едем в Тверь, но заканчивать все равно придется в Москве.
– Так и быть, я прощу вам некоторые оплошности, если они будут связаны с Викой.
– Мне уже легче. – Куркин выражал удовлетворение. Разве не приятно узнать, что ты имеешь право на ошибку!
Попрощавшись с «денежным мешком», хореограф налил себе в стакан минералки. Холодная вода обожгла рот и горло. Ему понравилось. Тысячи маленьких иголочек прогнали жажду и освежили мозг. Теперь можно и домой.
Он уже закинул на плечо сумку и собрался уходить, когда к нему постучали. Не собираясь задерживаться на работе, он решил для себя, что не останется здесь ни под каким соусом.