Орехов мрачно слушал речь полковника. Его суровое лицо не выражало никаких эмоций, разве что угрюмо подергивался угол рта. Когда Калитин замолк, Вадим Дмитриевич проговорил:
– Все?
– Я, по-моему, и так говорил достаточно долго и муторно. Но если ты хочешь еще, разных там уточнений… – с возрастающим раздражением начал полковник Калитин, но Орехов грубо его прервал:
– Не хочу! И вот почему – объясняю! Ты все сказал хорошо. И все вполне вписывается в наши планы. Но ты не учел одного обстоятельства. А именно – насчет Юли, которая… – Орехов продолжал говорить, и по мере того, как он высказывался, полковник Калитин все больше мрачнел. Когда же Орехов закончил, Калитин сказал:
– И что же ты думаешь, Китаец все это раскопает?
– Нельзя не учитывать такую возможность. Я знаю Китайца. Если мы засветим Юлю в этом деле, а ее теперь сложно не засветить, он докопается, и тогда в любом случае полетят головы – твоя и моя, – сказал Орехов. – А я, честно говоря, еще хотел пожить.
Калитин задумался.
– И какой же выход?
– Звонить Китайцу!
– И что мы ему скажем?
– Что не можем идти в лобовую атаку. Что те, кто засел в доме, слишком сильны и что мы не можем прорваться силой. Что есть только один выход… точнее, вход – в дом. Эвакуационный.
– Тот, доступ к которому есть только у Китайца?
– Вот именно. Этим мы вынудим Китайца самого приехать сюда, а потом…
– Что – потом? – тихо спросил Калитин.
– Потом Китаец погибнет вместе со всеми вышеперечисленными тобой, и в уголовной хронике появится еще одно ФИО…
– Ты в своем уме? – оборвал его полковник. – Ты хорошо взвесил то, о чем сейчас говоришь? Хорошо подумал, чтобы в такой ситуации выдавать вот такие вещи?
– Ни о чем в жизни я не думал серьезнее, чем об этом, – отозвался Орехов. – И, Андрей Михалыч, я думаю, у тебя нет причин мне не доверять.
Калитин почесал в затылке:
– Ну что же… решать тебе. Тем более что Китайца в самом деле пора убирать. Слишком много знает и слишком много на себя взял в свое время, да и сейчас на нем немало. Только – чур! – Китайцу звонить будешь ты.
– Договорились.
И Орехов стал набирать номер, а потом, выждав определенное число гудков, произнес:
– Это Орехов. Тут вот что, босс… подъехать надо вам лично. Дело в том, что в доме Боцмана засели киллеры, которых так и не удалось нейтрализовать раньше. Двое. Клюгин убит. Прямой штурм невозможен, говорю вам как специалист. Это профессионалы высочайшего класса, к тому же вооруженные до зубов. Уже есть жертвы.
– Сколько? – глухо отдалось в трубке.
– Сначала трое – люди Берга и сам Берг, – потом еще двое, это уже здесь, возле коттеджа. Убойные ребята. Москва кого попало присылать не будет, оно понятно. Так что нужно вам лично подъехать.
– Я-то что могу? Я габаритами не вышел, – раздался тихий голос того, кого называли Китайцем.
– Вы меня не поняли. Я говорю об эвакуационном ходе. Только вы можете пройти им, не мне вам объяснять это.
– Нет! – резко отозвалось в трубке. – Это не выход. Была попытка штурма?
– Нет… но…
– Попробуйте! – рявкнул Китаец, и Орехов услышал в трубке короткие гудки. Вадим Дмитриевич выругался и, посмотрев на полковника, сообщил:
– Говорит – штурмуйте. Ну что ж… предпримем такую попытку. Только с умом. И ответственность за нее возьму на себя я, а не ты, Андрей. Договорились? – Орехов вышел из машины и проговорил: – Мне нужно три, лучше четыре человека. Я думаю, что именно столько будет оптимально для проникновения в дом. Задача проста: достичь крыльца, подобрать руку Берга и открыть дверь. Там их двое. Киллеры. Очень опасны, но я не думаю, что это какие-то уж терминаторы. Я сам подберу тех, кто пойдет. Если, конечно, не наберутся добровольцы. Которым, конечно, по выполнении задачи обеспечена хорошая премия. Это я гарантирую.
За добровольцами ходить далеко не пришлось: тут же нашлось семеро молодых амбалов из числа не самых опытных сотрудников «Грома», которые выразили желание размазать приезжих ублюдков по стенам и полу боцмановского коттеджа. Самые опытные промолчали, потому что справедливо полагали: случись острая нужда в их услугах, шеф сам им об этом скажет и предпочтет их менее обстрелянным. Хотя в «Громе» асами – каждый в своем смысле – были все.
Из семерых Орехов выбрал четырех. Калитин пристально смотрел за подготовкой к оперативной вылазке, но оставался молчаливым…
* * *
– Афоня, кажется, эта ребятня по ту сторону забора заволновалась, – сообщил Свиридов, не отрывающий взгляда от мониторов. Петя-Мешок при слове «ребятня» затрясся всем телом и невнятно пробормотал: «Не надо так говорить… это же… какая же это ребятня, это страш… страшные люди…» – Честно говоря, мне не нравится, что они так медлят. Лучше бы уж полезли в дом, тем более нам есть чем их угостить.