65 
Кровь шумит в ушах, ноги ватные, рукам не удержать сумки — на пролет выше я сажусь на ступеньки, пытаясь прийти в себя. Здравствуй, жопа, Новый год. Допрыгались. Допрыгались, довертелись, доигрались, молодцы. Мысли сами по себе, я сама по себе, я снова маленькая, мне страшно, мне хочется к маме, и даже — вот она спасительная мысль (от которой, впрочем, становится через секунду совсем жутко), что нынче мама-то ближе, чем была какие-то пару часов назад, потому что в тех спасительных часах она жила в другой стране, два часа лету, две встречи по нескольку дней в году, а тут ведь вполне может оказаться, что ближе к шести придет с работы и будет себе кашеварить на кухне, варить ароматные щи, поглядывая краем глаза в старенький телевизор… Хлопает дверь.
— Здравствуй, Рая…
— Здравствуйте! — улыбаюсь, сосед, намек на спасение, узнал же, может, и паника зря, может быть, все в порядке, а я замечталась на ходу и увидела то, чего нет?
— Что же ты, — говорит, — тут на лестнице сидишь? Ключи забыла?
— Ну да, — киваю я, чувствуя неладное…
— А чего ты так рано из школы пришла?
— Так ведь каникулы, — бормочу я, понимая, что иллюзий больше нет и быть не может.
— А-а-а, — тянет сосед и спускается вниз. Я жду, пока захлопнется дверь, и на ватных ногах спускаюсь к своей двери.
Три звонка. Позывные. Непривычное, моим голосом со стороны:
— Кто?
— Я…
Я открываю дверь и встречаюсь взглядом с девочкой, чья внешность неуловимо отличима от моей.
— Здравствуй, — растерянно говорю я дуэтом и от невозможности данной ситуации наконец теряю сознание.
Вечером, когда вся семья в сборе, я за ужином пытаюсь поведать маме свой совершенно нелепый сон.
— Представляешь, — рассказываю я, запихивая в себя теплый черный хлеб с маслом, с парой перышек зеленого лука, — мне приснилось, как будто я пришла домой, то есть я была дома и пришла, но как будто старше, и очень удивилась. Только так жалко, что нам не удалось пообщаться, вот было бы здорово, если бы у меня появилась близняшка. Правда?
Мама смеется и предлагает не говорить с набитым ртом.
— Ну ма-а-ам, ты бы хотела, чтобы у меня была еще одна сестра? Совсем такая же, как и я.
— Упаси боже, нам и тебя такой предостаточно, — отмахивается она, а я понимаю, если однажды, лет десять спустя, по пути домой я осознаю, что что-то стало вокруг не так, я не буду бояться, я приду, и мы сядем вдвоем пить чай и будем говорить до самого вечера, пока не придут родители. А там обязательно что-нибудь придумаем. Мы сумеем!
Чай «Дачное настроение»
Большой пузатый заварочный чайник с ситечком ополаскиваем кипятком, кладем заварку (любой черный ароматный чай) из расчета две чайные ложки на человека, плюс две про запас (вдруг кто придет). Добавляем по вкусу черносмородиновый лист, сушеную мяту, чабрец и заливаем кипятком.
На стол подавать с земляничным вареньем в розетках. Пить из разномастных советских чашечек (так вкусней).
Лея Любомирская
Кошка
Алисе
Фернанду привез доктора Магаляеша, но в гараж ушел не сразу, а задержался в прихожей. Через балюстраду Тика видела, как к Фернанду торопливо подошла Алзира, на ходу отряхивая белейший передник. Фернанду что-то спросил. «Ну как?» — расшифровала Тика. Алзира пожала плечами и слегка развела руками. Всё так же. Тика глубоко вздохнула и задержала дыхание, чтобы отогнать слезы.
— Добрый день, барышня, — сказал доктор Магаляеш и потрепал Тику по щеке. Тика слегка поморщилась. — Давно ты здесь сидишь?
— С пяти. — Тика попыталась привстать, но ноги не слушались, и она опять плюхнулась на пол.
— Утра? — уточнил доктор Магаляеш.
— Вечера, — безучастно ответила Тика, прислонилась к стене и закрыла глаза. — Я здесь спала.
Доктор Магаляеш подошел к лестнице и пощелкал пальцами.
— Вы, там! Как вас! Роза?
— Алзира, — сказала Тика, не открывая глаз. — Я все равно отсюда не уйду, можете не стараться.
* * *
Кошка запрыгнула на стол и дважды обошла вокруг вазы, внимательно приглядываясь к цветам. Потом присела на задние лапы, поймала свисающую веточку папоротника и принялась грызть. Кошка была маленькая, но плотная и очень пушистая, дона Амелия никогда раньше не видела таких пушистых кошек. Она вытянула руку, чтобы потрогать кошку, но кошка попятилась, не выпуская папоротника, и спряталась за вазу. Дона Амелия побарабанила кончиками пальцев по столу, потом слегка поскребла по столешнице ногтями — кошка не отрываясь смотрела на руку, но из-за вазы не выходила. Когда дона Амелия решила, что кошка так и останется сидеть за вазой, кошка внезапно бросила папоротник, прыгнула ей на руку всеми четырьмя ногами и попыталась укусить за кольцо с большим сапфиром. Дона Амелия засмеялась и отдернула руку.
65 
