Я хорошенько подумал и ответил:
— Как бы то ни было, я туда уже влез. И обратного хода не будет, если ты об этом. Нужен мне клан или не нужен, золотой я дракон, или черный, или полосатый — я уже в клане и бросить его не могу. Я своих не предаю!
— Сколько пафоса! — усмехнулся Анхель. — Разве ты не понимаешь, что каждый в ответе только перед самим собой?
— Как это?
— Скажи, ты управляешь своей судьбой? Ты провидишь будущее?
— Конечно, нет!
— Если твоя воля сильнее судьбы, ты имеешь право обещать. Если нет — ты ничем не отвечаешь за свои слова.
Я не нашелся что ответить.
— А где нет долга — нет и предательства, — заключил он. — Есть только личное решение.
— Типа, «я своему слову хозяин: захотел — дал, захотел — забрал»?
— Точно. Для сильного его воля — единственный закон. Он определяет правила, он меняет их по своему усмотрению. В этом нет ничего аморального. Разве боги ведут себя не так же?
— Но я не… — Я осекся, вспомнив слова Анхеля.
«Золотые драконы — боги в этом мире».
Вот он и рассуждает как бог. А я спорю с ним с позиции простого смертного.
Но ведь я — дракон…
Я не видел в его рассуждениях никакой ошибки. Неужели он прав?
— Вот именно, — сказал Анхель. — Ты уже не смертный, а все еще мыслишь их категориями. Но это временно. Пока ты слишком юн и робок, чтобы принять истину во всей ее устрашающей полноте. И чересчур слаб, чтобы принять ответственность за себя и свою жизнь — потому и перекладываешь ее на тех, кто сильнее.
— Так ты считаешь меня слабым?
— Безусловно.
Я промолчал, подавляя злость.
— И то, что ты стал драконом, неважно. Все эти когти, клыки и прочие атрибуты ничего не значат, — безжалостно продолжал Анхель. — Ты слаб не как дракон. Ты слаб как личность.
— Но я в самом деле пока слаб. Даже для дракона. Я еще очень мало знаю, умею…
— Сила не в этом.
— А в чем?
— Не сомневаться в себе. В том, что будет так, как ты решил. Вне зависимости от того, кто ты: человек или дракон…
Я задумался. Да, таким я никогда не был. Я всегда сомневался и в себе, и в своих действиях, в своих решениях и в своей правоте. Взвешивал по сто раз, прежде чем что-то предпринять, либо поступал, не думая о последствиях вовсе… Так, значит, это и называется — быть слабым?
«Анхель совсем меня заговорил! — подумал я с досадой. — Заморочил голову россказнями о золотых драконах, о силе и власти… Разве я за этим сюда пришел? Нет, я пришел, чтобы спросить его… о чем-то очень важном… Черт, забыл…»
— Но я смотрю, ты заскучал, — переменил вдруг тему Анхель. — Не вернуться ли нам к уроку ботаники?
— Только без пыльцы, если можно! — воскликнул я, сразу взбодрившись и на всякий случай отодвинувшись от травника.
— Никакой пыльцы! — пообещал он. — Взгляни-ка на это растение.
Да уж, не заметить багровые бутоны было бы трудно. Словно кто-то раскидал в траве полдюжины рубинов с вишню величиной.
Я присел на корточки и прикоснулся к плотно закрытому бутону странного цветка, почти ожидая ощутить под пальцами холодный твердый камень.
— И что это? Аленький цветочек?
— Драконья травка, — сказал Анхель, глядя на меня, как дедушка — на неразумного внучка-первоклассника. — Она же драконий горец, она же змеиные зубки. Кстати, в вашем мире она тоже встречается. В Карпатах, например. Только там ее бутоны размером с пшеничное зерно. В вашем мире драконий горец не вызревает. Ему нужен сильный магический фон.
— О как! — Я навострил уши при слове «магия».
— К тому же в вашем мире, сравнительно с этим, он почти иссяк. Однако оно и к лучшему. В зрелом виде драконья травка опасна.
— Чем же? — спросил я, разглядывая рубиновые бутоны с неподдельным интересом.
— Попробуй-ка сорвать цветок.
Я с подозрением покосился на травника. Выражение лица у старика было невозмутимое.
— А он не откусит мне руку?
— Нет.
— Ну ладно, под вашу ответственность…
И осторожно потянул драконью траву за стебель.
Вскоре глаза у меня полезли на лоб от изумления. Сначала стебель не хотел рваться, вытягиваясь, словно резиновый провод, и умышленно царапал мне пальцы колючими листьями. Потом раздался самый натуральный писк, и из-под земли, извиваясь, выскочил корень, похожий на желтый змеиный хвост. Сходство усугублялось тем, что «хвост» вел себя совсем не так, как положено растению. Он мотался во все стороны, пока не захлестнул мое запястье, и принялся сжимать его с такой силой, что рука налилась кровью.