Особенно,... 
63 
— Значит, все напрасно! В воротах замка тоже была вмонтирована роза.
В темноте глаза Чудова вдруг блеснули красным, как у волка.
— А ты знаешь, куда она передает сигнал? Мне почему-то кажется, что не в спальню князя Лингара. Его забота — вяленая рыба… Все, хватит пустых разговоров. Иди, а я буду прикрывать тебя сзади.
— Счас, — злорадно сказал я. — Только после вас!
Прокравшись мимо безмятежно сияющей розы, овевающей галерею волнами теплого ветра, мы сразу попали на боковую лестницу и наконец начали спуск. Лестница была крутой, коридор — тесным и душным. Со всех сторон нависал холодный, влажный камень. На второй сотне ступенек (стены все сужались, свод опускался все ниже) меня охватила клаустрофобия. Но тут неожиданно повеяло свежим уличным воздухом, слева забрезжил свет. Мы прошли мимо глубокой, метра в полтора, бойницы. Я мог бы уместиться в ней целиком, но на выходе бойница была шириной с ладонь. В каменную щель виднелись яркие звезды, мерцающие над рекой.
— Мы в самых нижних коридорах, — сообщил Чудов-Юдов минут через десять. — Дальше начинаются подземелья личной княжеской тюрьмы. Ну и заодно винные погреба.
Я кивнул. Все верно, в каждом уважающем себя замке должны быть подвалы со зловещей репутацией. Но все-таки, откуда Чудов знает в них дорогу? Уж слишком уверенно он идет… Не собирается ли он заманить меня в ловушку?
— Откуда ты знаешь, где держат Крома? — спросил я без обиняков.
— Думаешь, зачем я все утро проторчал перед эшафотом? Для собственного развлечения? Ну, то есть для него тоже. Но главное, я поставил на Крома маячок.
Чудов показал руку, и я увидел в середине его ладони пульсирующую светящуюся точку.
Маячок! Я вспомнил несчастную Маркету, и в голову закралось ничем не подтвержденное подозрение. Мог ли подослать ее ко мне Чудов-Юдов? Вполне… Но зачем?
Я понял, что окончательно запутался во всех этих интригах, и решил сосредоточиться на ближайшей задаче.
Еще десяток витков — и лестница закончилась. Я с содроганием представил, как нам придется карабкаться по ней наверх, таща на себе искалеченного Крома. Но даже от этого сомнительного удовольствия нас отделяло слишком много «если»: если мы его найдем, если он еще жив и если внизу нас не ждет засада. Куда мы попали, я понятия не имел — в полной темноте не видят даже драконы, а пользоваться магическим зрением было нельзя.
Внезапно Чудов-Юдов схватил меня за плечо, толкнул, и мы втиснулись в какую-то щель, куда я едва ли поместился бы и один. Зачем он это сделал, стало ясно через мгновение: в темноте забрезжил желтоватый мерцающий свет. Пятно света приближалось; вот оно проплыло мимо лестницы и направилось дальше. Я вжался в стену, зажмурился от света и расслышал тихий шлепающий звук шагов и шелест ткани. Кто-то шел почти неслышно, легко ступая то ли босиком, то ли в этих кожаных тапках на шнуровке, в каких тут ходило полгорода, и нес перед собой фонарь.
— Легка на помине, — прошипел мне Чудов-Юдов прямо в ухо.
Колдунья медленно шла по широкому коридору с отходящими через равные промежутки решетчатыми дверьми и вертела головой, словно высматривая что-то за ржавыми прутьями. Возле одной из дверей она остановилась. Громко лязгнули ключи. Виллемина вошла в камеру.
— Идем, — прошептал Чудов-Юдов. — Кажется, успели.
Мы не без труда выбрались из щели, которая оказалась закутком под той самой лестницей, и подкрались к решетке, из-за которой пробивался свет. Виллемина стояла на коленях к нам спиной. Перед ней простерлось искореженное тело Крома. Сбоку стоял фонарь. Виллемина водила над телом руками и что-то шептала. Я ощутил, как в воздухе растет напряжение и уже привычно нагреваются печати, реагируя на магию. С Кромом происходили удивительные изменения — то, что обычно занимает доли мгновения и не фиксируется ни человеческим взглядом, ни сознанием. Превращение. У меня мурашки пробежали по коже, и захотелось отвернуться, будто тут творилось нечто запретное, кощунственное. Тело Крома шевелилось и выгибалось, словно под властью неведомых внешних сил; уменьшались и втягивались переломанные крылья, лапы перетекали в человеческие руки…
Чудов тенью отделился от стены и вошел в камеру. Пламя фонаря дрогнуло. Едва слышно вжикнув, выскользнула из ножен сабля…
Виллемина резко обернулась, но поздно — Чудов свободной рукой схватил ее за волосы и ударил головой о стену так, что у колдуньи лязгнули зубы.
63 
