– Аркадий Николаевич? Аркадий Николаевич, это отец Василий. Тут такое дело, снова на меня напали!
– Подавайте заявление в общем порядке, – сухо ответил Скобцов. – Мы займемся. А вообще-то, Михаил Иванович, я бы вас попросил по этому телефону больше не звонить. Есть дежурная часть, туда и обращайтесь, если вас «ноль-два» не устраивает! – И положил трубку.
Отец Василий растерянно опустил трубку на рычаги.
– Что такое? – поинтересовался мулла.
– Сказал, в дежурную часть обращаться! В общем порядке. Сам же мне этот телефон дал!
– А что ты хочешь, Мишаня, – печально покачал головой Исмаил. – Ты же теперь вроде как не батюшка, а так, обычный гражданин. Как все.
Отца Василия как ударили по голове. Теперь до него, как никогда ясно, дошло, какая метаморфоза произошла в его жизни из-за этого «временного отстранения от несения служб»!
– Ну ладно, Аркадий Николаевич, – проглотив обиду, пригрозил он далекому и недоступному теперь Скобцову. – Придется мне, видимо, самому Карнаухову звонить. Посмотрим, как ты потом запоешь!
– Не успеешь, Мишаня, – взял его за рукав Исмаил.
– Почему?
Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился прижимающий окровавленный платок ко лбу Макс. И в руке у Макса был «АКС».
– На пол!!!
Отец Василий так и не понял, когда Исмаил успел заглянуть на кухню – может быть, когда он сам звонил Скобцову… трудно сказать. Но только удар, который нанес мулла, был еще страшнее поповского, потому что на этот раз Макс получил в лоб Ольгиной блинной сковородкой.
Сковорода загудела, как колокол, с оттяжкой и долгими переливами звуков. Макс отлетел в руки поднявшихся вслед за ним на крыльцо бойцов, да так и замер, тихо и благостно.
Но упиваться победой было некогда. Отец Василий и мулла переглянулись и дружно помчались к черному ходу – у священника, в отличие от Исмаила, таковой имелся.
– Сюда! – крикнул отец Василий и потащил муллу в примыкающий к его участку неглубокий, но длинный, обильно поросший камышом овраг.
* * *
Они вышли из камышей только у самой речки, но тут же нырнули в тальниковую «зеленку», и уже через полчаса были черт-те где, чуть ли не у самого Шанхая.
– Все, перекур! – объявил задыхающийся отец Василий.
– Эх ты, а еще омоновец! – ехидно ухмыльнулся мулла.
– Бывший омоновец, – напомнил священник.
– Есть две вещи, которые остаются с нами навсегда, – нравоучительно возразил Исмаил. – Армия и вера. Нельзя стать бывшим омоновцем, так же как и бывшим попом. Это навсегда!
– Твоими бы устами, да мед пить, – опечалился священник. – А вот в патриархии так не считают, и, уверяю тебя, бывшим попом стать можно очень быстро.
– Не переживай! – махнул рукой мулла. – Разберутся. Не звери, чай, в вашей патриархии работают. Такие же люди.
Они сидели в придорожных кустах, наблюдая за редкими в этот вечерний час прохожими и за еще более редкими машинами и никак не могли решить, куда податься теперь. Священник считал, что нужно добираться до телефона и звонить начальнику ФСБ Карнаухову. А вот Исмаил был настроен менее оптимистично.
– Не будет Карнаухов тобой заниматься, – качал он головой. – Был бы ты по-прежнему при храме – другое дело, а теперь… Очень я сомневаюсь.
И только отец Василий хотел возразить, сказать что-то такое, отчего Исмаил бы все понял, как мимо прошла… Леночка. Та самая любовница Брыкалова, которую они повязали в квартире товарища подполковника.
– Не понял! – моргнул он.
– Чего такое?
– Смотри, это она?
– Кто?
– Да Леночка же! – удивился такой плохой памяти священник. Лично он эти удивительные, уникальные, как теперь говорят, эксклюзивные формы запомнил на всю оставшуюся жизнь.
– Точно! – охнул мулла и сложил ладони рупором. – Ле-на-а! Постой!
– Ты что делаешь?! – возмутился священник. – Головой хоть немного думай!
– Да все нормально, не боись! – отмахнулся мулла и снова крикнул. – Леноч-ка-а!
Леночка остановилась и недоуменно посмотрела на колышущиеся кусты.
– Лена! Иди сюда! Мы здесь!
Леночка поколебалась и подошла.
– Кто здесь?
– Это я, Леночка… Исмаил, – с вожделением высунул бороду из кустов мулла.
– Вы?! – В глазах Леночки были испуг и недоумение.
– Вы извините нас, Лена. – Священник тоже высунул голову из кустов и произнес как можно более солидным, бархатистым баритоном: – Мы не хотели вас напугать.
– И вы здесь? – Бедная барышня совсем растерялась и вдруг испуганно вскрикнула: – Господи боже, да вы совсем седой!