– А потом смотрю, не-ет, это же Исмаилушка трусики сушит. Поди, обделался, пока от бугровцев бежал.
Мулла буквально побагровел от ярости и натуги.
– Ну, что, Исмаил Маратович, – уже серьезнее продолжил отец Василий. – Тебя отпускать или предпочитаешь еще подо мной полежать? Давай решай, что тебе больше нравится?
– Отпусти, – прохрипел мулла.
Отец Василий откатился в сторону и сел. В ноге стреляло.
Исмаил вскочил и заметался по берегу, срывая развешенную на кустах свежепостиранную одежду.
– Фашист! – прошипел он.
– Сам дурак, – парировал батюшка.
– Недоносок!
– Это вряд ли, – покачал головой священник, не без удовольствия оглядев свое крепкое вместилище души.
– Ты мне еще за все ответишь! – выдавил сквозь зубы Исмаил и внезапно смолк.
Отец Василий кинул на него косой взгляд и понял, что мулла смотрит на его брошенную в песке рыбу. И жрать ему хочется не меньше, чем самому попу.
– Моя, – небрежно кинул отец Василий. – Сегодня утром поймал. А ружье, которое ты утопил, кстати, медведевское, нырять придется.
– Я – не ты, – четко провел границу между ними мулла. – В холуи к Медведеву не записывался!
– А нырять все равно придется, – почти равнодушно повторил отец Василий. – Ты утопил, ты и доставать будешь.
– Еще чего! – вскипел Исмаил и снова стих.
Священник снова кинул косой взгляд на муллу. Точно, тот смотрел на рыбу.
– Ладно, – рассмеялся он. – Разводи костер. Сейчас пищу принимать будем. Если ты, конечно, не возражаешь.
Исмаил хотел что-то сказать, но сдержался.
– А насчет меня, – охая, поднялся с песка священник, – ты ошибся. Я в этом кошачьем концерте не участвовал. Тебя защитить хотел, да только ты и сам себя защитил неплохо.
– Врешь, – еще враждебно, но уже тише произнес Исмаил. – Это твой цвет.
Отец Василий вздохнул. Детская, почти языческая приверженность простых душ к символике его уже достала. Как будто черный цвет одеяний священнослужителя имел что-то общее с черным цветом косовороток бугровских молодцов.
– Ладно, думай как знаешь, да только я и сам теперь в бегах.
Исмаил недоверчиво посмотрел на своего врага: на грязный, мокрый, воняющий дымом бушлат, немытое лицо – и задумался.
– Я не в бегах, – тихо сказал он.
– Ну да, конечно, – кивнул отец Василий и, снова присев на песок, осторожно стянул с раненой ноги сапог. – Пока там твои прихожане с плакатами у здания администрации стоят, ты себе отпуск без содержания устроил.
– С плакатами? – оторопел мулла.
– А ты думал! «Освободите муллу Исмаила!» Старики, женщины, дети… все как полагается. Ты костерчик-то разводи, а я пока за ружьем слазаю, а то от тебя дождешься, – напомнил священник и стянул второй сапог.
– А ты от кого бегаешь? – не выдержал-таки Исмаил.
– Я еще и сам не понял, – вздохнул священник, снял брюки, стащил через голову рубаху и потрогал воду ногой. Водичка была прохладной, что и говорить.
– Подожди, – насторожился Исмаил и повел ноздрями.
– Что такое? – застыл у воды священник. Лезть в воду не хотелось.
– К нам гости, – побледнел мулла и кинулся к ближайшему кусту.
Отец Василий стремительно натянул брюки, рубаху, поискал глазами бушлат.
– ОМОН! – выдохнул мулла и панически заметался по песку, собирая вещи.
– Откуда знаешь? – встревожился отец Василий. Лично он пока ничего такого не учуял.
– А ты разве не слышишь?! – с отчаянием выкрикнул Исмаил. – Ну, Щеглов! Ну, сука!
Отец Василий выглянул из-за куста, приставил к уху ладонь, но ровным счетом ничего не услышал. Да и коса, насколько хватал глаз, была совершенно пустой. Он вообще не представлял, как можно что-то услышать на таком расстоянии.
– Шайтан! – ругнулся мулла, стремительно собирая вещи в маленький рюкзачок. – Опять бежать придется!
Священник неуверенно покачал головой и в этот самый момент увидел! Точно! Прямо к косе вышли люди в темной, кажется, и впрямь милицейской форме. Они что-то говорили, но слов он, естественно, не слышал. «А может быть, сдаться на хрен? – внезапно подумал отец Василий. – Менты под Кузьменко не ходят. Можно и до города благополучно добраться. А там разберемся».
– Сюда двое пойдут, – выдохнул мулла. – А третий останется на месте.
– Откуда знаешь?
– Офицер сказал.
Отец Василий с еще большим интересом уставился на идущих к ним милиционеров. Перспектива добровольной сдачи его вдохновляла все больше.