Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
50 
Слева показался третий островок, и снова они вошли в протоку. Но теперь уже нервничал и отец Василий. Ни конца ни края тальниковым зарослям справа так и не было. Единственное утешение – он этих мест не помнил, а значит, они здесь ранее не проплывали.
«Господи, выручай!» – взмолился священник, вздохнул и, стараясь не наткнуться на встревоженный взгляд Исмаила, начал оглядывался по сторонам и время от времени назад. Ему нечем было утешить товарища. И только однажды он словно споткнулся. Потому что на этот раз глаза прятал не он сам, а Брыкалов.
Отец Василий потряс головой и вгляделся – так и есть! Подполковник понял, что на него смотрят, кинул исподлобья затравленный взгляд и, как бы ничего не произошло, принялся рассматривать свои форменные брюки. Священник встревожился и начал осматриваться, но нигде ничего не было! И только боковым зрением он засек что-то невероятно знакомое, что-то важное…
Он еще раз внимательно осмотрел заросли и чуть не заорал: от протоки, по которой они плыли, в глубь зарослей шла ровная, словно вырезанная ножом бульдозера бухточка, а там, в глубине, виднелись до еканья в животе знакомые округлые очертания брошенной ими бронемашины!
* * *
За прошедшие трое с лишним суток вода сильно спала, и теперь были видны даже легкие и, если можно так сказать, изящные гусеницы машины. А когда они подгребли ближе, то лодка даже зацепила своим небольшим килем илистое дно. Снесенный паводком камыш, еще недавно свободно плававший на поверхности воды, теперь свисал с кривых сучковатых стволов грязными серыми снопами.
– Аллах акбар! – провел по лицу ладонями Исмаил.
– Слава тебе, господи! – перекрестился отец Василий.
Священник представил, что им пришлось бы добираться сюда прежним путем, от берега, проваливаясь по колено в холодный, вязкий ил, и поежился. То, что удалось выйти к машине с воды, было чудом, настоящим благоволением небес. Теперь они были почти что дома.
– Иди сюда, Василий Петрович, – позвал Брыкалова мулла и, подтолкнув под зад, усадил подполковника на броню.
– Тетешкаешься с ним, как с ребенком, – недовольно покачал головой священник.
– Не нуди, – весело откликнулся Исмаил. – Он хоть и пленный, а тоже человек.
Отец Василий решительно не узнавал своего обычно нервного и резковатого товарища по несчастью. Ну прямо лапочкой стал! Он заткнул лодку между гусеницами и полусгнившими кустами и тоже забрался на броню.
– Ты новости по рации обещал послушать, – напомнил он мулле.
– Айн момент, – отозвался мулла и, бережно привязав Брыкалова к нависающей над броней толстенной ветви, проворной ящерицей юркнул в люк.
Священник покачал головой и, отодвинув лезущие в лицо ветви, уселся на броне. Ну не нравилась ему эта покладистость! Не нравилась, и все тут. Брыкалов сидел тихо и, казалось, даже не дышал. Отец Василий кинул на него косой взгляд и подумал, что пленного, наверное, все-таки придется бить. Ему эта перспектива не нравилась абсолютно, но переход оказался слишком благополучным, почти прогулочным, и подполковник не только не вымотался, он даже смотрел как-то веселее!
– Чего лыбишься?! – буркнул на него отец Василий. – Живется слишком хорошо?! Подожди, я тебе еще устрою!
Брыкалов опустил глаза долу.
– Слышь, Мишаня! – высунул из люка голову Исмаил. – Что-то эфир пустой совсем. Не пришлось бы тебе и впрямь в деревню идти.
– А как ты здесь, управишься? – исподлобья глянул на подполковника священник.
– А что? Посидим тут с Василием Петровичем, тебя подождем. Ты, главное, не беспокойся.
Отец Василий почесал затылок и кивнул.
– Идет. Главное, не упусти его, а то господин старший офицер что-то слишком хорошо себя чувствует.
– Заметано.
* * *
Все получилось как нельзя хуже. Сначала отец Василий, обмотав ступни найденным в лодке промасленным тряпьем, часа полтора брел по скользкому илу, затем вышел-таки на твердую землю и, лишь с огромным трудом найдя подмеченную ими в прошлый раз грунтовку, около часа шел к видневшимся вдали строениям. Но подойдя ближе, понял, что это старые, давно брошенные фермы, где нет ни человека, ни скотины. От ферм в разные стороны уходили четыре дороги одинаковой степени заброшенности, и куда идти дальше, было совершенно неясно.
И тогда он плюнул и повернул назад. Тем более что его так и не отпускало сосущее чувство тревоги в груди. Никогда не подводившая его интуиция подсказывала – с Исмаилушкой что-то не так. И поэтому назад, к машине, он уже мчался почти бегом. И, только ступив на броню, понял – сердце не обманывало.
50 
