37 
– Ты слышал? – спросила я мужа.
– Господи! – простонал он. – Неужели опять началось? Ну хоть бы один вечер дали провести спокойно!
– Вы слышали? – крикнул нам через забор Афонин.
– Слышали! – обреченно подтвердил Сашка. – Групповых слуховых галлюцинаций в природе не существует! – И предложил: – Пошли, что ли? Небось опять нечисть бесчинствует!
Мы выбежали на улицу, где уже собрались соседи, и, сориентировавшись, бросились всей толпой на звук. Возле ворот поселка к нам присоединился крепко выпивший Юрич – видимо, эта история настолько выбила его из колеи, что он хватил лишку, – и, когда мы добрались до поля, откуда продолжали слышаться крики, нашим глазам предстала леденящая душу картина: по грунтовой дороге бежал и во все горло орал какой-то молодой мужчина, а его верхом на белом коне преследовала Смерть в белом балахоне, с косой в руках. Эта скотина, Смерть то есть, улюлюкала, свистела, издавала пронзительные крики на индейский манер и размахивала косой, явно намереваясь снести бедолаге голову.
Ни секунды не колеблясь, Афонин вскинул ружье и выстрелил дуплетом, но я успела ударить его снизу по стволам, и пули ушли в небо.
– Какого черта? – яростно заорал на меня Виктор Петрович.
– Лысого! – ответила ему я. – Нечего в живых людей стрелять!
Тем временем, испугавшись звука выстрела, конь встал на дыбы, но наездник сумел на нем удержаться. Потом он повернулся к нам, грозно потряс косой, крича что-то угрожающее, и ускакал к лесу. А вот удиравший от Смерти мужчина упал как подкошенный, и мы бросились к нему – мало ли что? Вдруг у него инфаркт или еще что-нибудь в этом роде?
– Петрович! Да ты его никак убил! – крикнул кто-то на бегу Афонину.
– Как бы не так! – огрызнулся тот. – Тут меня Марья под руку подтолкнула! Она у нас излишним человеколюбием страдает!
Добежав до несчастного, мы увидели, что он цел и невредим, а продолжал лежать, трясясь от страха, просто по инерции, наверное, еще не веря в то, что все обошлось.
– Эй, мужик! Ты как? – спросил его Сашка.
Но лежавший не смог ничего ответить, потому что начал беспрерывно икать.
– Да уж! Досталось тебе! – сочувственно произнес кто-то из наших дачников.
Мужчине помогли подняться, и тут мы все увидели, что это был довольно молодой смуглый и черноглазый брюнет яркой кавказской внешности. Кто-то стал стряхивать пыль с его одежды, а я предложила:
– Надо вызвать «Скорую помощь».
Услышав это, кавказец отчаянно замотал головой, показывая, что врачи ему не нужны.
– Ну, тогда милицию! – заявила наша соседка напротив, которая прибежала сюда вместе с мужем. – Пусть она хоть что-то сделает, чтобы защитить нас!
– И когда наконец кончатся эти безобразия? – возмущался ее муж. – И куда только участковый смотрит?
– Нужно написать на него жалобу в райотдел, – предложил кто-то. – И всем ее подписать! А то толку от него, как от козла молока!
Тут возле кавказца появился Мажор, невесть откуда взявшийся, потому что, когда мы все выбегали из поселка, его с нами точно не было. Он имел довольно бледный вид, и даже при свете луны на его лбу был хорошо заметен огромный кровоподтек в окружении желто-синего сияния – кто-то от души приложил его не так давно по головушке. Парень мигом разобрался в ситуации и начал с ходу вразумлять собравшихся:
– Послушайте! Ну, вызовем мы милицию. Приедет она, и что дальше? Что мы ей скажем? Что Смерть на коне видели? Да нас всех тут же организованно в дурдом отправят! И потом, Виктор Петрович стрелял в человека! А это, между прочим, статья! Неужели же мы так подведем нашего соседа? Что плохого он нам сделал? Тем более что ничего страшного не произошло! С этим мужчиной, как вы видите, все в порядке! Ну, упал! Ударился немного, поцарапался! Так это же не смертельно! Я его сейчас к себе отведу! Он почистится, отдохнет, помоется... И все будет нормально! Подумайте сами, стоит ли поднимать шум? Дело-то яйца выеденного не стоит! А вы сразу милицию! – убеждающе говорил он, и толпа немного успокоилась. – Пойдемте, я вам помогу! – обратился он к кавказцу.
Тот, согласно покивав, пошел за ним, – видимо, ему по какой-то причине очень не хотелось встречаться как с представителями правопорядка, так и с врачами. Мы же все потихоньку двинулись за ними следом в поселок, и Сашка шепотом сказал мне:
– Очень странно и подозрительно! С каких это пор Мажор стал таким великодушным, отзывчивым и рассудительным? Раньше за ним такого как-то не замечалось! Обычно ему на всех наплевать с высокой сосны! А тут вдруг проникся трепетной любовью к ближнему, причем совершенно незнакомому!
37 
