И тут мимо них хуярит идиотское совершенно деревянное буратино, которому вообще всё похуй и не знает оно куда идёт, зачем — кажется покупать неизвестно у кого папе-карле куртку. Но курток тут никто не продаёт, поэтому буратино тоже валится в пруд.
Получает оно там у черепахи золотой ключик, за которым гнался Ахиллес, убивает карабаса, отпирает дверцу и снова превращается в полено.
Столяр Джузеппе опять дарит папе-карло полено, тот делает из него новое буратино, буратино проходит мимо уже издохшего Ахиллеса, про пятку свою так ничего и не выяснившего, и снова валится в пруд. И так навсегда.
А кто выиграл — это опять нихуя не известно.
Буратино и Пиноккио
Пиноккио хотел стать настоящим мальчиком. А Буратино, наоборот, каждый день вбивал в себя один гвоздь, чтобы когда-нибудь стать Железным Дровосеком.
* * *
Буратино не умел есть пищу как люди, а Пиноккио умел: придёт он из гостей, откроет дверку у себя на животе — а там всё аккуратно лежит в пакетиках: и первое, и второе, и третье. Только пережёвано всё очень мелко.
* * *
Однажды Буратино поссорился с Пиноккио и, чтобы попугать его, позвал карабасабарабаса. Тогда Пиноккио тоже позвал кукольникаманджофоко.
Карабасбарабас и кукольникманджофоко оказались братьяблизнецы, разлучённые в детстве. Они заплакали, поцеловались, потом поженились и стали жить счастливо. Даже взяли себе в детдоме ребёночка на воспитание.
* * *
Однажды Пиноккио подарил Буратино свою азбуку, а как ей пользоваться, не объяснил. С тех пор с Буратино стало уже вообще невозможно выйти на улицу.
* * *
Однажды Пиноккио купил карту звёздного неба южного полушария и пошёл по этой карте в какое-то место. Вернулся он через два года седенький, с отломанным носом.
Тогда Буратино взял ту же самую карту, пошёл по ней в то же самое место и вернулся через пятнадцать минут со словом Жопа, нацарапанным гвоздём на спине, и со связкой бубликов на шее.
Ольга Гребнева
"Никаких островов нет…"
Нельзя, говорят, так жить. Не по-людски это. Человек, говорят, не остров в океане.
А я бы вот не отказалась быть островом. Необитаемым таким островом, может быть даже, скалистым. Северным, наверное. Ко мне бы иногда приставали бы. Суда бы приставали. В поисках пресной воды. Я бы им давала воды, мне не жалко — главное, чтобы они потом отчаливали, не выдумывали бы ерунды всякой — дома строить, земли, может, с материка завезти, хозяйство какое-никакое… Огородик, укроп там — или что на скалах растет?..
Нет уж. Я бы им тогда устраивала обвалы и всякие прочие неприятности. И моряки, побитые и поцарапанные, грузились бы на свои корабли и отчаливали, нецензурно ругаясь: что, мол, за остров такой неприютный, мы к нему со всей душой, огородик, хозяйство, все как у людей… А вот хрен вам в огородик!
Да… Так бы и жила.
А потом случилось бы кораблекрушение поблизости, в наших северных морях без этого не обходится. И все бы умерли. Кроме робинзона, ясное дело. А робинзон, еле живой, выплыл бы из моря, которое его чуть не убило, и растянулся бы на скалах. Пришел бы в себя — а тут ему и родничок, пожалуйста, и укропчик, который моряки сеяли… А в глубине-то острова, там и лес есть, не надо думать, что остров совсем уж каменный весь! А в лесу еда. Растет и бегает. И сама лезет на костер, предварительно освежевавшись, и просит ее съесть. Такой вот необычный остров робинзону попался. Повезло, наверное.
А домик-то робинзону не построить — нечем и не из чего. Да я и не дам. В смысле, природные условия острова не позволят. И пошел бы тогда робинзон, отъевшись и придя в себя, жилье искать. Пещеры там какие-нибудь, или заросли полезных растений. Нашел бы, само собой — что ж я, совсем свинский остров, робинзона не поселю как следует! Да.
Привык бы робинзон, освоился. Огородик… Нет, и без огородика все есть. Не надо нам огородиков. Флейту бы себе выстругал разве что. Сидел бы вечерами на берегу и играл бы на флейте. А я бы слушала. И другие бы корабли уже не подпускала бы — мы, острова, знаем, как это делается: рифы там всякие, скалы острые и отвесные… А зачем мне другие корабли? Незачем.
Так бы мы и жили бы с робинзоном. Потом он бы умер, скорее всего — я не слышала, чтобы бывало иначе, — а я бы утопилась с горя. Почему Атлантида-то под воду ушла, собственно…