Он хотел ее. Она это знала и все же не представляла, смогут ли они когда-нибудь быть вместе. Для нее их разрыв был окончательным и бесповоротным. Он предал ее самым ужасным из способов, а прощение никогда не было сильной стороной ее натуры. Она обнаружила, что обида абсолютно не такая тяжелая ноша - эту ношу она может нести очень долго.
Диас оберегал ее не по доброте душевной. Он заботился о ней словно волк о своей раненой волчице.
Она почувствовала это, когда они впервые занимались любовью, ощутила невероятно тесную связь между ними. И эту связь Диас не разорвет по собственной воле.
Милла знала, что этот человек опасен для нее. Не физически. Физически Диас никогда бы не причинил ей вреда. Но эмоционально мог уничтожить ее, а сейчас Милла бы этого не перенесла. Так же она понимала, что пора покинуть этот маленький дом, запечатлевший ее полнейшее душевное опустошение, и предпринять осторожные шаги к исцелению. Она нужна Искателям. Необходимо что-то делать, что угодно, но не существовать как растение. Надо уехать от Диаса подальше. Но размышления об этом требовали больше умственной энергии, чем у нее было; она так устала думать, чувствовать. Одно только ее существование уже доставляло кучу хлопот.
Однажды, пока Диаса не было дома, она на самом деле попыталась дозвониться Искателям, просто переговорить с Джоан, но очевидно оставила мобильный включенным, когда они сюда приехали, и батарея села. Затем Милла попробовала позвонить с домашнего, оказалось, что междугородние звонки заблокированы. Она сидела, уставившись на телефон, пытаясь вспомнить код для запроса звонка на свой домашний номер, но единственное, что приходило на ум, - это номер социальной страховки – совсем не то, что надо.
Диас вошел и застал ее сидящую возле телефона:
- Что делаешь?
- Пытаюсь позвонить в офис.
- Зачем? - просто спросил он.
Милла уставилась не него, так как ответ был очевиден.
- Потому что прошло уже более трех недель, мне надо выйти на связь.
- Они неплохо справляются без тебя.
- Откуда знаешь? - поинтересовалась она раздраженно.
- Я звонил им.
- Когда? Почему ты не разрешаешь мне поговорить с Джоан?
- Я звонил пару раз. Один, чтобы сообщить, где мы, а другой - сказать, что еще немного здесь задержимся.
Она заметила, как он абсолютно проигнорировал ее вопрос о Джоан:
- Пора ехать домой.
Диас потер шею:
- Еще не пора.
- Именно, пора! - К собственному удивлению, Милла разрыдалась. - Черт, - всхлипнула и ушла в спальню. Она не плакала несколько дней, даже по Джастину, так почему она разревелась сейчас из-за такой мелочи? Это говорило о том, что Диас прав, а она не хотела, чтобы он был прав. Ей хотелось чем-то заняться, вернуться к нормальному режиму работы, где ей пришлось бы думать о других вещах, а не о собственном несчастье.
Неужели она на самом деле хочет лететь домой сейчас, когда вопрос стюардессы - не хочет ли она орешков - может легко вызвать слезы?
После часа вытирания глаз и высмаркивания, решила прогуляться до наступления темноты. Натянула на себя носки и пальто, а когда вышла из прихожей, Диас взглянул на нее и спросил:
- Куда ты собралась?
- Прогуляться, - ответила Милла. Разве это не очевидно? Затем открыла заднюю двери и поняла, почему он задал вопрос. На улице было пасмурно, моросил дождь. Она взглянула на настенные часы и обнаружила, что не так уж и поздно, как предполагала. Просто низкие облака затянули небо и казалось очень темно.
- О нет, - выдохнула она.
Диас включил в гостиной газовый камин, соблазнив ее возникшим уютом. Ей не хотелось сидеть с ним здесь, но единственной альтернативой было вернуться в спальню и пялиться на четыре стены. Телевидение спутниковое, что означало доступ ко множеству каналов. К ее удивлению, Диас смотрел декор-шоу на канале «Дом и сад» с таким недоумением, как будто он с другой планеты и не мог понять, почему каждый хочет приклеить бахрому для абажура на тень от лампы.
- Рассматриваешь декоратора интерьеров как альтернативную карьеру? - спросила Милла, удивив их обоих тем, что стала инициатором разговора.
- Разве что кто-то приставит пистолет к моему виску.
Милла снова удивилась, на этот раз своей улыбке. Это была слабая улыбка, исчезнувшая сразу, как только она изумленно поняла, что сделала.
Улыбка… и это тогда, когда она решила, что уже никогда не сможет ни улыбаться ни смеяться. А ведь даже не заметила, как улыбнулась. Она устроилась в кресле поудобнее и смотрела остаток программы вместе с ним, но дождливая погода клонила в сон, и она весь вечер время от времени засыпала.