34 
Милле трудно было унять дрожь волнения и ожидания, поэтому она бросила безуспешные попытки уснуть, и вместо этого стала прокручивать в голове все события прошедшего дня, от звонка Тру и до исчезновения Диаса.
Самой большой загадкой для нее, но, скорее всего не для Диаса, было то, кто и зачем назначил ей встречу в Гуаделупе. Причиной не могло быть вознаграждение, потому что звонивший человек не пожелал сообщить своего имени. Но все же, кто-то, таким образом, свел ее с Диасом. Хотел ли звонивший тем самым помочь ей, или, напротив, навредить – неизвестно. Ведь Диас мог с легкостью убить ее. Причем это убийство вряд ли потом потревожило бы его крепкий, спокойный сон.
Она сломала голову, пытаясь придумать логическое объяснение этому звонку, и, наконец, просто решила считать его Божьим благословением.
Да уж, Диас был весьма сомнительным благословением, но, как бы там ни было, за несколько коротких минут он сообщил ей много бесценной информации, и подарил реальный шанс найти Джастина. До сих пор она не верила, что смогла уговорить этого человека помочь ей. Как не могла поверить и в то, что сидела к нему так близко, и их колени почти соприкасались. Еще и храбрилась при этом, делая вид, что ей вовсе не страшно. У него были самые холодные, самые пустые глаза, которые она когда-либо видела. Казалось, ни одна эмоция не способна затронуть его сердца. Она могла бы назвать бы его социопатом, но чувствовалось, что есть у него внутри некая ограничительная сила, сдерживающая ненужное, лишнее насилие.
Если он совершал убийство, то считал, что имеет на это внутреннее право, причем принятое решение было хорошо взвешенным, а не эмоциональным. Такое своеобразное право восстановить справедливость, и всегда при этом он руководствовался разумом, а не чувствами.
Вот поэтому она и считала, что может иметь с ним дело. Диас не представлял опасности для Искателей. Он с легкостью мог убить ее и Брайана той ночью в Гуаделупе, просто для того, чтобы устранить их со своего пути, но не сделал этого. И все потому, что они ничем не угрожали ему; возможно, мешали его целям, но не ему лично. И пока Милла была относительно уверенна, что Диас может действовать в определенных рамках, она могла с ним сотрудничать. Во всяком случае, ей очень хотелось на это надеяться.
Учитывая реакцию Тру на одно только имя Диаса, она решила держать общение с ним в тайне ото всех. Галлахер старался оберегать ее от опасностей и девушка находила эту его черту милой, хотя и старалась держаться от Тру на расстоянии. Но все же такая забота иногда была чрезмерной. Он мог даже обратиться в полицию, вот уж чего Милле хотелось меньше всего. Она думала было попросить Тру, чтобы тот помог ей раздобыть информацию на Артуро Павина, но решила не делать этого. Он непременно стал бы расспрашивать, зачем ей это понадобилось, а врать в ответ на его добрую услугу Милле не хотелось. Да и Диасу это наверняка не понравилось бы. Она не знала, откуда взялась такая уверенность, но интуитивно чувствовала, что так оно и будет. Диас привык работать в одиночку, и только несколько людей, если таковые на самом деле были, знали, где он и чем занимается. Если бы и он, и Тру одновременно разыскивали Павина, они обязательно пересеклись бы друг с другом. Этого бы Диас точно не потерпел. Он мог бы даже отказаться помогать ей, а на такой риск Милла не пошла бы ни при каких обстоятельствах.
Поэтому, чем меньше народу будет знать о Диасе, тем лучше. Она сделала в уме отметку о том, что с утра нужно обязательно позвонить Джоан и попросить ее никому о Диасе не рассказывать.
Милла улетела из Далласа первым же рейсом, забросила вещи в свою квартиру и отправилась в офис. Несмотря на раннее утро, было очень жарко, и девушка в который раз поймала себя на мысли о том, что с нетерпением ожидает наступления зимы.
Она вошла в офис и отметила, что Брайан опять находится в игривом настроении, и как всегда поддразнивает Оливию, доводя ее до безумия своими шуточками. Сегодня он вздумал давать ей советы по поводу моды. Эти его шуточки вообще были малоприятны, да к тому же к их разговору с интересом прислушивалось большинство сотрудников офиса.
- Ты должна сменить прическу, - лениво говорил он, сидя на столе Оливии, - ну, знаешь, что-либо такое кокетливое, воздушное. Со всякими волнами и локонами.
Все феминистические принципы, которых у Оливии было в достатке, буквально вопили об оскорбленном самолюбии, но она сдержалась и одарила насмешника долгим холодным взглядом.
34 
