– Козлы! Хоть бы полчаса дали! Я же с Нурией не успею попрощаться! Не говоря уж о том, чтобы попросить у твоей сестрицы прощения за то, что всем рассказал о ее розовых трусах!
– А не нужно было вставлять бедному Манэлю в прыщ чип! – заорал вдруг Рауль так, что Давид отпрянул и заморгал уже от натурального испуга.
И друзья, переглянувшись, одновременно разразились таким громким хохотом, что я подскочила на месте и чуть не выронила из рук бокал. Они смеялись так заразительно, что сопротивляться смеху оказалось невозможно. Мы хохотали, не в силах остановиться, до слез, до стонов. И когда, казалось, начинали успокаиваться, кто-нибудь из нас с трудом произносил «чип», «спецагент» или «прыщ», и все опять покатывались со смеху – совсем не волнуясь, что можем разбудить других обитателей дома. Со смехом и слезами, им вызванными, постепенно отступило все пережитое прошлой ночью – все плохое.
Давид первым прекратил смеяться и, смахнув быстрым движением с глаз слезы, будто сменил одну маску на другую, совершенно серьезным тоном спросил, обращаясь к Раулю:
– Как ты думаешь, твоя сестрица и правда запала на Чави?
И этот вопрос послужил той стеной, о которую мы расшиблись. И вновь вернулись в реальный мир, где случаются проблемы и непредвиденные обстоятельства.
– Не знаю, Давид, – после некоторой заминки ответил Рауль. Придвинув к себе отставленную бутылку с торчавшим из нее штопором, попросил меня придержать ее. И после некоторых усилий вытащил пробку.
– Смотри, Давид, одной левой… – пошутил он, глядя на друга с улыбкой.
– Во-первых, не одной левой, тебе помогала Анна. А во-вторых, пробку уже и я почти вытащил, – не сдался тот. – Но вообще, зараза, крепко сидела. Винцо – фабричное, и пробочка плотненько была пригнана. Не тревожили ее. Не знаю, каково вино на вкус, но вряд ли в него что-то добавили, сомневаюсь. Плесни-ка мне на пробу.
Рауль аккуратно налил в бокал немного вина и протянул Давиду.
– Знаешь, я разговаривал сегодня с Лаурой… О той ночи, когда я отсутствовал.
– И? – спросил Давид.
– Она сказала, что вы нашли ее с Анной на…
– Дьявол! – громко выругался, перебив его, Давид и отшвырнул бокал, из которого успел сделать глоток. Бокал, упав на каменный пол, разлетелся брызгами. Мы растерянно замолчали, а Давид, бросившись к раковине, торопливо открыл кран и прополоскал рот.
– Ты чего мне налил?!
– То, что было в бутылке… А что, вино такое плохое? – обеспокоился Рауль и, взяв бутылку, понюхал горлышко.
– Это не вино было!
– А что же?
– Кровь! Ты меня напоил кровью!
Всего мгновение Рауль оторопело глядел на друга, а потом «с пониманием» улыбнулся и весело сказал:
– Не бойся, Давид, вампиром с одного глотка не станешь!
– Я не шучу! Сам попробуй, убедись, что я вас не разыгрываю!
– Как в запечатанной бутылке может оказаться кровь, Давид? – скептически хмыкнул Рауль, но все же плеснул немного жидкости сначала в один чистый бокал, потом, по моей просьбе, во второй.
– Это вино, Давид, – сказала я, раньше Рауля сделав глоток. – Самое настоящее вино.
– У меня тоже вино, – поставил перед другом свой бокал Рауль. – Вполне неплохое. Попробуй!
Давид недоверчиво понюхал оба бокала, затем сделал по маленькому глоточку из каждого.
– Ничего не понимаю… У меня галлюцинации? Оренсе, ты у нас медик, скажи, что со мной? – вроде бы и шутливым тоном спросил Давид, однако в его глазах была тревога. – Я и правда глотнул чьей-то крови! А если не крови, то чего-то очень на нее похожего… Соленого. Может, ты оказался прав насчет вина?
– Жаль, твой бокал разбит вдребезги, – словно не слыша его, пробормотал Рауль, разглядывая осколки. – Если бы хоть капелька осталась!
– Все же я не понимаю, как вино в моем бокале превратилось в кровь!
– Таинство причастия, – ляпнула я. – Вино претворяется в кровь…
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился парень.
– Это первая аналогия, пришедшая мне на ум, Давид. Вино в физическом смысле остается вином, но «превращается» в кровь верой.
– То есть считаешь, что я был так уверен в том, что вино тут «порченое», что оно мне и показалось странным на вкус?
– У меня нет других объяснений, Давид.