Последние отзывы

  86  

— Нет. Примешь ванну, как следует отоспишься — и все пройдет.

— Но я не хочу спать. Я ни за что не засну, пока не попрошу у нее прощения. Я только переоденусь и… Куда же ты, мамуля? Нам нужно заправиться. Давай-ка налево.

— Я обещала отцу, что заеду. Он будет меня ждать. Алешенька, может, и ты поднимешься к нему хотя бы на пять минут?

— Хорошо, мама. Но потом я сразу же уеду в N. Не знаешь, у отца в палате есть душ?..

Они гуляли втроем — Угольцев, Ваня и Муся — по сказочно заснеженным улицам города, потом Ванька потянул их в лес.

— Хочу набрать шишек и сделать из них пробковый шлем. Как у колонизаторов в Африке, — объяснил он. — Мама, ты поможешь мне сшить шлем?

— Я не умею шить, Ванечка.

— Это не женское дело шить шлемы, Иван. — Угольцев положил руку на плечо мальчика, приноровил свой шаг к его. — На обратном пути мы купим клей, и я покажу тебе, как это делается. Правда, я считаю, что для этой цели больше подойдет пенопласт, а не шишки, но это уже, как говорится, на любителя. А еще мы можем скомбинировать два материала.

— Будет здорово, Павлик, если ты всегда будешь жить здесь. Ты умеешь решать уравнения с двумя неизвестными? — спросил мальчик.

— Запросто. Кстати, это мое самое любимое занятие. Тут есть один секрет, который я при случае тебе открою. Будешь щелкать их, как белка орешки.

На обратном пути Угольцев накупил в супермаркете сладостей, мороженого, шампанского. Он позвонил сестре из автомата и попросил накрыть на стол. С его приездом, невольно отметила Муся, в доме воцарилась почти праздничная атмосфера.

«С ним легко, — думала она, потягивая за обедом шампанское. — Все понимает, прощает… Щедрая, широкая душа. И чего, спрашивается, мне еще надо? Тот мальчишка замучает меня ревностью, а сам наверняка будет мне изменять. Они все сейчас такие. Павел человек старой закваски. Из него получится верный муж. Но я… разве я смогу стать ему преданной женой? Был бы он моим отцом… Хотя отцы редко понимают своих дочерей, а Павел меня понимает. Это, очевидно, потому, что любит меня еще и как женщину».

Она задумчиво ковыряла ложкой в вазочке с мороженым.

— Голубчик Паша, а ты здорово сдал с тех пор, как мы виделись в последний раз, — сказала Елена Владимировна, глядя на сына запавшими в глазницы глазами. — Пора тебе наконец-то пристать к какому-то берегу. Да и Машеньке спокойней будет, если ты поселишься тут с нами — все-таки Ванечка без отца растет. Ты обязан заменить ему отца, Пашенька. Правда, Анечка? Глядишь, и Маша к нам со временем переберется. Тут жизнь полегче, чем в Москве, — земля щедро кормит. Нынешний год богатая картошка уродилась, а помидоры — хоть на выставку вези. Ты, Паша, помню, когда-то любил в земле копаться. Покойный Герасим, царство ему небесное, бывало, только земля оттает, уже редиску сажает и прочую зелень. Участок у нас под Москвой лесистый был, но все равно свои огурцы все лето ели, еще и соседям раздавали. А какие росли гладиолусы и флоксы. Помнишь, Паша?

— Помню. — Угольцев кивнул своей роскошно седеющей головой. — Еще бы мне, мама, не помнить.

— Перевезешь свою библиотеку, рояль, и заживем как старосветские помещики. Помню, когда-то ты совсем неплохо играл на рояле.

— Я его продал, мама.

— Не может быть. — Елена Владимировна всплеснула сухонькими аккуратными руками. — Поторопился ты, Паша, — ведь на этом рояле еще твой дедушка играл.

— Мне срочно нужны были деньги. Сейчас наступили нелегкие времена. До пенсии мне далековато, да ты и сама понимаешь, что это не те деньги, на которые можно прожить.

— Ты совершил ошибку, Паша. Уж лучше бы ты продал отцов портсигар. Герасим его не любил. Ну да, его подарили ему на день рождения мои родители, а он хотел его продать и купить машину. Но моя мама встала на дыбы. И правильно сделала — та машина уже бы давно превратилась в груду металлолома.

Угольцев случайно встретился глазами со взглядом Муси. В нем было сострадание. И насмешка. И еще много тоски и чего-то такого, чему он не мог дать названия. «Нет, эта женщина не для меня, — в который раз подумал он. — Она подавляет меня, превращает в ничтожество. Она молча глумится над тем, что я привык с детства уважать и даже обожать. Но я, кажется, не смогу без нее жить…»

Внезапно Муся встала и вышла в коридор.

— Ты должен сделать первый шаг, — сказала Анна Герасимовна, когда хлопнула дверь на веранду. — Неужели ты не видишь, что она тебя любит?

  86