– Но тем не менее ты не можешь ее получить, иначе вскоре умрешь. И будешь обречен вновь искать ее, находить и опять умирать в одном и том же возрасте?
– Ты все правильно поняла.
Его обрадовало, что она действительно уловила то, что он желал до нее донести. Неспроста он выбрал ее в союзницы.
– Чего ты хочешь, Сальвадор?
– Разбить этот цикл. С твоей помощью.
– Но… как я тебе могу помочь? У меня даже нет этой гитары! Она пропала…
– Она обязательно объявится. Она не пропадает навсегда. Мы с ней связаны, не забывай.
– Твой отец умер после того, как избавился от гитары. Значит ли это… – Она замолчала, не зная, как продолжить. Сальвадор понял ее:
– Пропажа гитары не снимает угрозы с твоего мужа, Анна. Сейчас в этой связке вы: ты, гитара, твой муж. Я пока нахожусь за пределами этого круга, если можно так сказать.
– Но почему я?
– Вспомни, что возле музыканта всегда находилась женщина, которая наносила, образно говоря, последний удар. Женщина, которая испытывала к нему страсть.
– Ты хочешь сказать, что я могу убить собственного мужа? – ужаснулась она.
– Не утверждаю – предполагаю.
– Поэтому следил за мной? – догадалась она.
– Я выбрал тебя в союзницы, – напомнил он.
– И что я должна делать?
– Пока просто довериться мне.
– Ты мне мало объясняешь.
– Я тебе этой ночью и так рассказал уже достаточно. А до этого половину подсказок дал через записи.
– У нас нет предыстории этой гитары. Есть история Сальвадора и Долорес, есть легенда о том, как была создана эта гитара – заказана, есть три истории музыкантов. Но нет связки между первой историей и заказом гитары.
– Верно мыслишь, – похвалил Сальвадор.
– Чтобы снять проклятие, надо узнать, кто и почему его наложил.
– Об этом я и думаю постоянно, моя дорогая Анна. Я тоже, как и ты, побывал в Молино Бланко – еще до твоего визита. Но пока я знаю то, что знаешь и ты.
– Материал – вот зацепка. Почему-то тому человеку было очень важно, чтобы гитару изготовили из принесенного материала. Ты упомянул, что привязан к этой гитаре так, будто в ней заключена часть твоей души? И с инструментом связан также образ этой несчастной Долорес.
– Я тоже думаю, что в гитару включили какие-то предметы, которые имели к нам прямое отношение. Ко мне, например, – обломок моей гитары: в музыке была моя душа, я любил дедову гитару едва ли не сильнее, чем Долорес.
– А она любила танцевать… – задумчиво произнесла Анна и вдруг встрепенулась: – Погоди! Вот ты – живой человек, а она – образ. Призрак. Ты перерождаешься, она – нет. В чем причина? Почему она так же не может? Не потому ли, что она покончила с собой? Ты сказал, что она не захотела жить без своего музыканта и спровоцировала пожар, в котором погибла. Души самоубийц не находят покоя. Ты обречен искать ее – гитару, в которой заключена часть твоей души. Или, говоря другими словами, той «души», которой так не хватало в твоем исполнении. А душа Долорес полностью заключена в гитаре.
– Ты додумалась до всего куда быстрее меня, – усмехнулся он. – Я к этому заключению шел довольно долго.
– Это потому, что ты уже дал мне почти готовую историю.
– Думаю, что мы мыслим верно. Ей было семнадцать? Ему – восемнадцать? Вместе – тридцать пять. Может ли это быть доказательством того, что материал, из которого сделана гитара, имеет прямое отношение к Сальвадору и Долорес?
– Не так важно то, из чего сделана гитара, сколько то, какой секрет она хранит, – вырвалось у Анны. – Что за проклятие она несет? Почему не могут быть вместе музыкант и эта гитара? Почему она сеет беду?
– Месть ли это души Долорес? Я склонен думать так. Образ ее является каждый раз перед бедой. Она несет несчастья.
– А что, если, напротив, желает предупредить о беде? – предположила Анна, подперев вновь щеку ладонью. Сальвадор посмотрел на нее долгим взглядом и сказал не то, чего она ожидала:
– Уже поздно, Анна. Иди, твой муж, наверное, уже вернулся.
Она встала из-за стола, немного разочарованная тем, что ее прервали на полуслове. Но, однако, улыбнулась так, словно признавала его правоту. Да, ей действительно пора.
– Будь осторожна, – вырвалось у него на прощание.