А доктор и вовсе продолжал говорить всё более крамольные вещи.
- Он проявляет о вас искреннюю заботу. Он был чрезвычайно встревожен вашим состоянием.
- Виконт? Заботу? Ну да, конечно.
Я своевременно сообразила, что откровенность откровенностью, но плохо высказываться в адрес виконта может оказаться себе дороже. Однако меня, как это очень часто бывало, выдала мимика. Истор нахмурился, внимательно изучая выражение моего лица. Должно быть, сейчас начнёт отчитывать, в лучшем случае поучать. Дескать, нельзя так говорить и думать о своём женихе и благодетеле. Но то, что в действительности сказал доктор, окончательно сбило меня с толку.
- Вы должны отнестись к нему снисходительно, Вероника. - На этом месте я подняла на него совершенно ошалелый взгляд. Снисходительно, к виконту? Ну да, вот уж кто нуждается в моей снисходительности! Примерно так же, как карп - в плаще с капюшоном. - Возможно, он не умеет проявлять заботу так, как следовало бы. Так, как вам бы этого хотелось. Но это неудивительно, учитывая то, через что ему пришлось пройти.
- А через что ему пришлось пройти?
В тот образ виконта, который пытался нарисовать Истор, я не верила ни на грош, но любопытство всё равно пробудилось. Доктор нахмурился, кажется, пытался понять, действительно я ничего не знаю или только притворяюсь.
- Думаю, я не тот человек, которому следует вам об этом рассказывать, - произнёс, наконец, он.
Ну да, конечно. А кто тот человек? Сам виконт? Вот прямо завтра он прибежит ко мне в спальню и начнёт откровенничать. Впрочем, кое-что я всё-таки успела узнать. От лекаря, который был не настолько щепетилен, как Истор.
- Я слышала, что он сидел в тюрьме за то, что совершил государственную измену, - осторожно заметила я.
- Бросьте, Вероника, вы же не думаете, что если бы виконт действительно изменил короне, он бы спокойно жил сейчас у себя в замке, - сказал Истор, поморщившись.
Я пожала плечами. Откуда мне знать?
- Мог бы, если бы нашёл способ избежать наказания. К примеру, заплатив большую взятку, - припомнила я ещё кое-что из слов Эдмонда.
- Если бы его судили за убийство, за колдовство, за разбой - тогда да, - подтвердил доктор. - Но только не в случае государственной измены. Такие вещи не прощают, даже если заплатить хоть десяток огромных взяток. За исполнением приговора король следит самолично. Так что раз лорда Телбриджа выпустили, значит, можете быть уверены: обвинение было ложным. Но, полагаю, вы понимаете, что даром такие вещи не проходят.
Дверь отворилась, и в комнату вошёл предмет нашего разговора. Я вздрогнула и вся подобралась. В первый момент мне подумалось, что виконт слышал весь наш разговор с доктором, включая последнюю его часть. Лишь потом я поняла, что это чрезвычайно маловероятно. Мы говорили негромко, а стены в замке добротные. Да и вообще трудно было представить себе виконта, стоящего в коридоре в согнутом виде, прижав ухо к замочной скважине.
- Проснулась? Ну, как идут дела?
Последний вопрос был адресован Истору. Виконт подошёл поближе, и я непроизвольно вжалась в кровать, задержав дыхание. Доктор покосился на меня с удивлением: видимо, такой эмоциональной реакции он не ожидал даже после нашего разговора. Неодобрительно качнул головой и прищёлкнул языком, но потом обратился к виконту, как ни в чём не бывало:
- Всё хорошо. Я как раз рассказывал девушке, насколько находиться на этом свете лучше, чем на том.
- Справедливо, - сдержанно кивнул виконт. - На том свете ей делать совершенно нечего. Что скажете насчёт её состояния?
- Всё уже практически в норме. - Теперь в голосе Истора зазвучали деловые нотки. - Ещё пару дней постельного режима, и можно считать вопрос исчерпанным. Дальнейшее будет зависеть от самой барышни, ну, и от вас.
Виконт молча кивнул.
- Быть может, хотите, чтобы я оставил вас наедине? - предложил доктор.
Мои глаза расширились от ужаса, и я уже собиралась шёпотом попросить его не уходить, но к моему немалому облегчению виконт сказал:
- Не стоит. Я лишь зашёл на минуту, чтобы узнать, как идут дела. У нас ещё будет достаточно времени.
Попрощавшись со мной кивком головы, он вышел из комнаты. Вынуждена признать, что моё чувство облегчения было несколько подпорчено его последней фразой.