171 
Например, вот этот дом. Больше чем наполовину ушедший в землю, с земляными же утоптанными полами, застеленными чистой соломой. Весь из одной большой комнаты, по форме — овальной. Окна — не чета нашим. Не для того, чтобы на улицу глазами хлопать, а ровно чтобы толика света внутри была. По центру — место для двух кострищ и запас дров рядом. Вдоль стен — выступающие земляные возвышения, обложенные деревом. На таком я сейчас и сидела. Кроме этого имелись лари и сундуки. А вот привычных столов и стульев я не углядела. Пространство делилось на части при помощи столбов и повешенных на жерди шкур между ними. Меха, кстати, были роскошными — густыми, блестящими, с зимних зверей. А ещё стены были украшены деревянными плахами с резьбой. Стоит потом рассмотреть повнимательнее… пока я успела лишь понять, что викинги были ценителями орнаментов из хитрых узлов, которые восхитили бы даже боцмана «Камбалы», и батальных сцен.
Висевший справа от меня полог из шкур серебристого песца колыхнулся. Вошедший Аскани присел рядом.
«Через два часа, в местный полдень, начнётся Праздник Летнего Солнца, который продлится пять дней. Потом мы можем отплыть восвояси».
Гм, гулять пять дней подряд? Крепкий народ эти викинги.
«Как думаешь, зачем нужны эти возвышения вдоль стен?» — поинтересовалась я.
«Полагаю, сие местная панацея от сквозняков».
«А почему окна такие узкие? Можно бы было закупить в Империи стекло, оно ж не настолько дорогое!»
«С доставкой — дорогое. А ещё есть традиции. И соображения, что человек в такой дом может попасть единственным путём — через дверь. А оборонять одну дверь проще…»
Ну да, если они до сих пор между собой воюют…
«Так, щиты вокруг я поставил», — захлопал на нас глазами всунувший голову в щель между шкурами и столбом Шон.
Щиты — это хорошо.
«Шон, а почему Аскани не может читать мысли?» — выдала я вопрос, казавшийся самым важным.
«Потому что у викингов есть своя магия. Татуировок они не делают, но амулетами и оберегами обвешаны все поголовно. Как они до этого дошли, история умалчивает. Но приглядись к их фибулам и обручам на шее — узоры там взяты не с потолка».
Ну да, со здешнего потолка — подняла взгляд наверх, на закопчённые брёвна — много не возьмёшь. Кстати, а что за фибулы?
«Застёжки на одежде. На плащах на плече, на накидках, платьях. Обратила внимание?»
Обратила. Только мне показалось, что и нашейные обручи, и эти, фибулы, слишком массивные, даже грубоватые.
«Не показалось. Так и есть. Так тут носят личное достояние. Не в кошеле, а на плече или шее».
Любопытно. А ещё, выходит, есть другой, отличный от привычного мне, способ наложения заклинаний.
«Есть. Я для себя обозвал его „графическим“. Когда магия связана или с рисунком, как татуировка у орков, или с орнаментом или формой предмета, как здесь». — Шон, поняв, что разговор будет долгим, присел с другой стороны от меня. Ас тут же напрягся и подвинулся ближе. Я вздохнула — и не надоело ему? Потом повернулась к Шону:
«Значит, тут любой человек умеет делать магические вещи?»
«Нет. Всё хитрее. Для такого нужны кузнецы, и не простые. Не зря в викинговском одно из значений слова кузнец — шаман, колдун».
Пока не очень понятно… вот если бы посмотреть…
«Если подвернётся случай. Только действовать нужно очень аккуратно, рисковать хорошими отношениями, суя нос куда не просят, не советую».
Ой, пока не забыла…
«Шон, а почему конунг назвал тебя каким-то Алэнсоном?»
«Алэн — мой отец. Соответственно, Алэнсон — сын Алэна. Я не соврал, ему представляясь», — сообщил Шон.
Ас понимающе хмыкнул.
Я до сих пор не задумывалась, что у Шона, наверное, где-то есть папа и мама — он же совсем молодой. Потом, если позволит, расспрошу. Но сейчас задам более актуальный вопрос:
«Шон, а ты можешь прочесть тут чьи-то мысли?»
«Думаю, да. Но не факт, что получится сделать это незаметно. А копаться в мозгах какого-нибудь раба смысла нет».
Раба? Это как — раба?
«Так. На островах есть рабство. Всегда было. Рабами, по-местному трэллами, становятся пленные. Можно стать рабом за долги. Ну и дети двух рабов — тоже рабы с рождения. Впрочем, можно получить свободу. Хотя сие непросто…»
Ох! В Империи рабства не было никогда. Человека могли заставить отработать долг, но чьей-то собственностью он при этом не становился. И крестьяне, хоть и подчинялись лорду, имели чётко прописанные права и вольны были уйти, куда и когда пожелают. Невольно примерила на себя — выходит, есть место, где мне могло прийтись ещё хуже, чем в незабвенной Благодени.
171 
