65 
— Так ты поэтому спрашивала, умеет ли Марс говорить или как-нибудь общаться, да?
— Да. Я видела, как ты ему что-то говоришь, а он внимательно слушает, и думала, что, возможно, у него тоже есть какие-то способности к речи.
— Понятно, — тихо рассмеялся лирелл. — Ну это ж надо, какой Филимон удивительный кот!
— Филя не просто кот. Он потомственный фамильяр. То есть магическое существо.
— А откуда он у тебя?
— О-о, это дивное создание однажды явилось ко мне, постучав в калитку, и заявило: «Жра-а-ауть дай!» — Я рассмеялась и пересказала ему нашу первую встречу. — Вот так он и стал моим фамильяром.
— Да уж… Наглость — второе счастье, как ты говоришь. Но Филе идет. — Эрилив со смехом покачал головой.
К пруду мы шли не спеша. Марс носился вокруг нас кругами, стряхивая росу с травы, Эрилив молчал, только поддерживал меня под локоть в неудобных местах на тропинке. А я наслаждалась прогулкой. Давно я так спокойно никуда не ходила. И в груди поднималась какая-то шальная радость от этого покоя, от предрассветных сумерек, от рассеянного уже света луны.
Мы дошли до пруда, и я огляделась. Вода уже была значительно чище, чем в начале лета, хотя дна по-прежнему видно не было, но все-таки прогресс. Интересно, водяной сильно обидится, если я его разбужу?
Оставив Эрилива, я подошла к берегу и легонько похлопала ладошкой по воде.
— Водяной? Ты не спишь? — позвала я шепотом.
Через минуту вода булькнула, и из нее высунулось сонное лицо водяного.
— О! Виктория, вот уж не ожидал. — Он поморгал. — А с тобой кто?
— Привет, водяной! — улыбнулась я. — Извини, что разбудила. Мы на прогулку вышли, и я решила тебя навестить, а то днем вечно некогда. Это моя собака — Марс. И мой телохранитель — Эрилив.
— А чего они такие странные? — Водяной приподнял зеленые брови. — Собака-то почему лавандового цвета?
— А это из того мира, из которого Тимар тебе воду на проверку приносил. Помнишь, лиловая такая? Там все звери разноцветные, представляешь? И Эрилив оттуда же, он лирелл.
— Чудеса… — Водяной еще раз оглядел остолбеневшего телохранителя и любопытного Марса, который пытался подобраться поближе и обнюхать его шевелюру из водорослей. — А ты как? Как успехи с твоими способностями?
— Да не особо. — Я присела на обрубок дерева, которое мы с Тимаром в свое время сюда притащили, чтобы удобнее было беседовать с водяным. — Специально ничего не получается. А вот нечаянно — это да.
— Жалко. — Водяной принял свою излюбленную позу — облокотился локтями о берег, оставив тело в воде. — А то бы ты мне пруд до конца очистила. Он уже намного лучше стал. Остатки грязи еще есть, но пока вся не сойдет, рыбы не заводятся. Да и русалки не хотят возвращаться.
— Да я бы с радостью. — Я перевела взгляд на воду. — Вот была бы я настоящей феей! Протянула бы руку и пожелала: «Пусть пруд станет идеально чистым, дно песчаным без ила и грязи, а вода прозрачная!»
Водяной вздохнул и тоже посмотрел на свой пруд, а меня уже понесло. Все-таки вина я выпила изрядно и с непривычки ощутимо захмелела. Давно не пила ничего спиртного.
— А потом зачерпнула бы ладошкой лунного света и слепила бы тебе рыбок. Волшебных! — Я протянула руку к луне, сделав вид, словно захватила что-то в воздухе. А потом покатала это нечто невидимое в ладошках — как дети снежки лепят. — Да и запустила бы тебе этих рыбок в прудик. — И я щепоткой взяла это нечто из ладони и «кинула» в пруд. Потом еще раз, и еще раз, делая вид, словно забрасываю в пруд этих «лунных рыбок».
В воде раздалось несколько всплесков, и водяной, забыв про меня, полностью повернулся к пруду и, открыв рот, смотрел куда-то туда, на воду. А рядом затаил дыхание Эрилив, и даже Марс перестал сопеть и суетиться. Тут над горизонтом вырвался первый розовый солнечный луч, и я снова рассмеялась, продолжая свою игру.
— А еще, если бы я была настоящая фея, то поймала бы солнечный лучик. — Протянув руку, я двумя пальцами якобы «ухватила» этот лучик. — И сделала бы тебе из него золотую рыбку. Солнечную. Волшебную-волшебную! — Скатав в ладошках лучик солнца, я швырнула этот «снежок» в пруд.
Снова раздался всплеск, а водяной громко захлопнул рот и чуть отплыл от берега.
— Ну, и напоследок, если бы я была настоящей фей, я пожелала бы тебе, водяной, чтобы пруд твой никогда больше не засорялся. И к тебе вернулись бы русалки: ведь это так трудно — жить в одиночестве и пытаться одному спасти свой дом. И чтобы прудик твой приносил счастье тем, кто к нему приходит с добром! — Я прищурилась, охватывая взглядом пруд, и сделала движение, словно обнимаю его руками.
65 
