— Дождь же! — воскликнула она.
— Он уже стихает. Кроме того, ты все равно промокла, эти красные волосы должны тебя согревать, а зонтик у меня большой.
Тед открыл зонтик и потащил ее дальше по тротуару.
— Здесь полно лодочных доков, — сообщил он, подтолкнув ее ко входу в Бэттери-парк.
— Я же сказала: никаких яхт!
— Я просто упомянул, что здесь полно лодочных доков. И прекрасный вид на статую Свободы.
Мег было совершенно все равно.
— Черт возьми, Тед! — набросилась она на него, вовсе не собираясь шутить.
Он терпеть не мог, когда она была такой. Куда подевалось ее неизменное чувство юмора? Она ни разу не улыбнулась, и Тед знал, кого в этом винить.
— Ладно, лишь бы поскорее с этим покончить! — отмахнулась она. — Говори, что хочешь сказать, и потом я еду домой. На метро.
«Черта с два!»
— Договорились.
Он повел ее в Бэттери-парк и свернул на ближайшую дорожку, ведущую к променаду.
Двое под зонтиком… как это должно быть романтично, но не когда один из двоих старается держаться подальше от другого. К тому времени, когда они вышли на открытый променад, дождь промочил его костюм и туфли были почти так же мокры, как у нее.
Тележки уличных торговцев уже исчезли. А несколько родственных душ, склонных к прогулкам в дождь, почти бежали по асфальту, покрытому лужами. Поднявшийся ветер бросал им в лицо пригоршни холодных капель. Вдали виднелась статуя Свободы, охранявшая гавань. Статуя, как всегда по ночам, была освещена, и Тед различал крошечные огоньки, сиявшие через окошки в ее короне. Когда-то очень давно в один летний день он разбил такое окно, вывесил лозунг с протестом против ядерного оружия. Тогда он нашел своего отца. Теперь воспоминания об этом придавали ему мужества. Даст Бог, он найдет свое будущее с Мег.
Он набрался храбрости:
— Я люблю тебя, Мег.
— Мне все равно. Могу я идти?
Тед кивком показал на статую:
— Там произошло самое главное в моей жизни событие.
— Да, помню. Ребяческий акт вандализма.
— Верно. — Тед сглотнул. — И мне кажется, вполне символично, что главное событие моей взрослой жизни тоже должно произойти здесь.
— А разве не в тот день, когда ты потерял девственность? Сколько тебе тогда было? Двенадцать?
— Послушай же, Мег! Я люблю тебя.
Она равнодушно пожала плечами:
— Это не ко мне, а к психотерапевту. Серьезно. Твое чувство долга выходит из-под контроля. — И, погладив его по руке, добавила: — Все кончено, Тед. Забудь об угрызениях совести. Я начала новую жизнь, и, откровенно говоря, ты выглядишь немного жалким.
Но он не позволит ей его уязвить!
— Вообще-то я хотел провести этот разговор на Либерти-Айленд. К сожалению, я пожизненно изгнан оттуда, так что это невозможно. В девять лет изгнание казалось пустяком, а сейчас — трагедией.
— Может, закончим на этом? Мне еще нужно кое-что написать сегодня.
— Что именно?
— Заявление о приеме. В январе я начинаю занятия в Нью-Йоркском университете.
У него сжалось сердце. Не это он ожидал услышать!
— Возвращаешься в университет?
Мег кивнула:
— Я наконец поняла, что хочу делать со своей жизнью.
— Я думал, ты хочешь делать украшения?
— Нет, это дает возможность оплачивать счета. Но меня интересует другое.
Он хотел быть предметом ее интереса… Она наконец заговорила сама. Без понуканий. Но к сожалению, не о них двоих.
— Я хочу к лету получить степень бакалавра в области сохранения окружающей среды и сразу же перейти к программе подготовки магистров.
— Это… здорово. — «Ничуть не здорово». — А что потом?
— Может, работа в Службе национальных парков или в Комитете по охране природы. А может, сумею составить программу по защите земель. Выбор широкий. Обработка отходов, например. Большинство людей не считают это перспективной областью, но меня с самого начала интересовали свалки. Моя мечта… — Она осеклась. — Я замерзла. Давай вернемся.
— Так какова твоя мечта?
А вдруг она скажет, что мечтает быть его женой и матерью его детей? Впрочем, вряд ли это реально…
Она ответила деловито, как незнакомому человеку:
— Превращать свалки в места отдыха. И можешь считать, что именно ты натолкнул меня на это. Ну… приятно было поболтать, однако мне пора. И на этот раз не пытайся мне помешать.