На следующее утро они появились вчетвером: Лиз, еще одна дама, которую Джошуа даже не сразу разглядел в сиянии Лиз, и двое мужчин. Джентльмены явно сопровождали Лиз: они вращались вокруг нее, как благодарные планеты вокруг лучезарной звезды, они следовали за нею, как неуклюжие баркасы за изящным лоцманским катером. Джошуа попытался угадать, кто из этих двоих счастливый супруг Лиз, – и промахнулся.
Мужем оказался Боб. Молчаливый, сосредоточенный, сдержанный. Он сразу предложил свою помощь в отделе технической литературы, за которым пока присматривал Роберто. Он не выказывал никакого желания оказаться в центре компании или как-то привлечь к себе внимание. Он лишь следовал за Лиз. Он не сверлил ее обожающим взглядом, но всегда оказывался поблизости, когда Лиз требовалось накинуть на плечи куртку.
Феликс, как выяснилось, был мужем Софи, той самой дамы, которую Джошуа сначала толком не разглядел. Он был полной противоположностью Бобу. Прекрасный рассказчик, душа любой компании, он болезненно переживал, когда не мог завладеть вниманием в беседе. К тому же отъявленный, самозабвенный бабник. На тот момент он был увлечен Лиз, но этого ему явно было мало. Анна, невзлюбившая Феликса с первого взгляда, как-то сказала, что он напоминает ей лесной пруд, освещенный солнцем, – сверкает так, что не поймешь, то ли там бездна, то ли воды по щиколотку. «А оказывается примерно по пояс», – завершила она и перевела разговор на другую тему.
Феликса определили в отдел испанской прозы. Испанских книг на корабле было много, так что народу постоянно не хватало. В первый же вечер Феликс сообщил за столом, что он сам немного «балуется литературой» и даже написал за время отпуска несколько «изящных вещиц». При слове «вещица» Анна поперхнулась, а Роберто начал чесаться. Он реагировал на графоманов, как люди обычно реагируют на клопов.
Феликс довольно быстро подружился с Александром. Когда Анна начинала шипеть, как змея, по поводу «героя-любовника», Александр неизменно отвечал: «Ну что ты в самом деле, нормальный же мужик».
Софи была обезоруживающе никакой, как бы сказала бабушка Джошуа: «Ни с чем пирог». Бывают такие люди: все, что они говорят, как по волшебству становится скучной банальностью. Джошуа иной раз диву давался: Анна могла заблуждаться и горячо отстаивать завиральную идею, Лиз вообще уносило черт знает в какие полемические дебри, но Софи всегда изрекала только правильное и взвешенное. Любая дискуссия после ее реплики словно бы налетала на кирпичную стену – настолько все, что она говорила, было неоспоримо в своей банальности. Оставалось только лечь и умереть от скуки.
Джошуа усмехнулся, вспомнив, как Анна однажды вернулась с берега, осторожно неся сигаретную коробку, в которой что-то жужжало. Как выяснилось, Анна поймала на берегу муху и собиралась выпустить ее в столовой, чтобы проверить, издохнет ли насекомое после первой же реплики Софи. Эксперимент провалился: Тереза увидела летающую муху и прихлопнула ее, негодуя, гораздо раньше, чем Софи успела что-либо сказать.
Феликс и Софи были удивительно органичной парой. Феликс поверял мир прежде всего по тому, как этот мир и отдельные его обитатели относятся к нему, Феликсу. А кто любил его больше, чем Софи? Никто, тут уж к гадалке не ходи. Софи была ему удобна, как разношенный башмак удобен ноге. К тому же башмак, который эту самую ногу обожает, можно сказать, боготворит. Джошуа поймал себя на мысли, что, когда речь заходит о Софи, он начинает думать расхожими штампами. «Удобный башмак». Ужас какой-то.
На корабле Софи не могла найти себе места. Джошуа искренне верил, что в какой-то другой ситуации Софи, вероятно, проявила бы скрытые, но абсолютно ненужные здесь таланты. Была бы, к примеру, прекрасной хозяйкой. Или растила бы необыкновенные цветы и фруктовые деревья в своем саду. Но тут, на корабле, где у всех одинаковые каюты, а бытовые дела сведены к минимуму, ей просто некуда было себя приткнуть. Она попыталась было поучить Терезу варить суп, за что та невзлюбила Софи навеки и иначе как «эта мышь» не называла. Не было от Софи никакой пользы и в зале любовной прозы: как только она начинала давать читательницам советы, они начинали чахнуть от тоски и спешно собирались домой. В конце концов Софи, чтобы просто пристроить к делу, отдали в помощницы к Магде, которая вела класс-студию художественной керамики. Этот класс пользовался большим успехом, так что помощь была нелишней.