Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
175 
– Каждый раз? Так вы это уже… уже видели?
– И даже привыкла, моя милая, даже привыкла. Кроме того, наш дорогой корабль хитрит, и большая часть книг тут, конечно, вовсе не уникальная. Ну, я хотела сказать, – тут Роза понизила голос, – не те, которые были совсем уж безвозвратно утрачены, понимаешь?
Магдала обреченно кивнула – мол, и понимаю, и не понимаю, чего уж тут… Чай показался ей сонным зельем, до того разом отяжелели голова, руки и ноги. Миссис О’Ши между тем допила свой и выглянула в библиотеку.
– Дети занимаются, – объявила она, вернувшись, – а месье Шануару придется налить чаю, иначе он совсем рассохнется.
– Он такой…
– Очень старый, – примирительно сказала Роза, доставая из тумбочки еще одну чашку. – Думаю, ему лет сто. Каждый раз он приходит и читает одну и ту же книгу.
– Какую?
– Диодора Косского, «О животном мире отдаленных провинций». Это, девочка моя, один из самых нелепых бестиариев, который когда-либо пылился на полках книгохранилищ… Посиди здесь, пожалуйста, я скоро вернусь.
Магдала, наверное, все-таки задремала на плетеном стульчике. Очнувшись, обнаружила, что все еще сидит одна. Из-за неплотно прикрытой двери в библиотеку раздавались странные звуки. Вроде бы и на разговор похоже, но какой-то нечеловеческий. Как будто на кухне разговаривают чайник и холодильник: «Ииии… ииии… Хр-хр-р… Ииии!»
В библиотеке что-то упало, раздался длинный скрежет.
Магдала встрепенулась, чуть не выронила чашку (так с нею и дремала, вон и лужица на полу, ох…) и поняла, что ей очень страшно. И что высидеть еще хотя бы минуту здесь одной – никак невозможно. Она дернула дверь.
Библиотека была пуста.
То есть ящики с книгами стояли на месте, но ни детей, ни противного скрипучего старика-француза не было. Роза зачем-то высунулась по плечи в большой иллюминатор. Пахло морем и чем-то еще, неприятным, совсем не библиотечным.
– Роза!
Хранительница обернулась, лицо у нее было страшное – в черных потеках, глаза белые. Магдала швырнула в нее первым попавшимся под руку свитком и завизжала.
* * *
Доктор Омар все делал молча, не меняя печального верблюжьего выражения лица. Накапал Магдале в толстую рюмочку горьких, пахнущих мятой капель. Положил на глаза Розе какие-то примочки, потому что чернила каракатицы хоть и не ядовиты, но все-таки не божья роса. Капли Магдала проглотила, но что капли, когда тебя хватает за плечи страшное чудовище и прокуренным голосом объясняет, что ничего не случилось, а просто дряхлый библиофил, видите ли, обернулся каракатицей и попросил выбросить его за борт – прогуляться перед ужином, но не удержался и вот – забрызгал, понимаете, все лицо чернилами. Магдала кричала так, что на вопли прибежали и доктор Омар (благо, лазарет был неподалеку), и даже синьор Атилла, первый помощник. И все они видели и слышали это безобразие. И главное, все делали вид, что так и надо. Что гнусный старик, обернувшийся противной скользкой каракатицей, – это, конечно, неприятно, но не конец света. Что библиотека, в которой книги исчезают, а взамен появляются давно сгоревшие свитки – это замечательно и нормально! Магдала злилась на Розу, на доктора и на Атиллу. И ей было очень стыдно. И еще она страшно злилась на себя саму: это надо же, надо же было так глупо попасться на удочку, на спустившийся чуть ли не с небес трап – заходи, девочка, покатаемся по морю, почитаем книжки, фенекиту покушаем…
– Спасибо, доктор, – сказала она, чувствуя, как мятный холод из живота разливается по всему телу. – Я пойду.
И быстро, чтобы не догнала заботливая хищная хранительница, выскользнула за дверь.
* * *
От мятных капель доктора Омара сон был скорый, но недолгий. Магдала проснулась и услышала, как наверху вахтенный отбивает склянки. Склянок было много, наверное, полночь. В тепле и тесноте каюты, под одеялом, на чистой льняной простыне Магдала сейчас не чувствовала уже ни страха, ни злости. Но лежала, настороженно прислушиваясь, как в чужом дому: что происходит?
А происходило вот что: плескалась вода, потрескивало что-то в обшивке, иногда слышался тонкий зудящий электронный звук, проницавший переборки: работала какая-то корабельная техника. Порт поблизости промышленно гудел и лязгал, но Магдале было слышно не это.
Полузакрыв бессонные глаза, она ловила шуршание, тихий дощатый скрип, веерный треск древней бумаги, волну ладанного запаха старины.
И еще какой-то был во всей этой полуночной возне призвук: покашливание? кряхтенье? Как будто кто-то в толстых овечьей шерсти носках проходил туда-сюда, то под самой дверью, то наверху, то даже внизу – в машинном отделении, что там делать в носках-то? И, проходя, покашливал и покряхтывал по-стариковски.
175 
