250 
Я обнаружил, что настроение мое резко улучшилось, и аппетит в самом деле появился: уж если капитан признает, что вымпел всех измотал, значит, мы найдем способ с этим проклятым флагом справиться. Раньше мы поднимали его при постоянно меняющемся, но в среднем попутном ветре Балтийского моря; какой-то береговой фотограф сфотографировал нас со стороны и подарил снимок капитану, и мастерская фотография с развевающимся вымпелом так очаровала Дарема, что с тех пор мы носили вымпел всегда, даже при абсолютно противном ветре.
Мы ели простой, но вкусный омлет нашего кока, капитан потягивал из призрачного бокала какое-то свое воспоминание, а я продолжал перебирать в голове известные мне скользкие тряпки. Что бы еще придумать, чтобы он не завязывался так намертво, но и чтобы ветром его не размолотило? Надо сказать, размышлялось не очень эффективно, как ни странно, последний флаг, из флагдука, уже успел мне понравиться. Он выглядел очень настоящим, и как выяснилось, еще и развязываться умел. А ведь у меня в каюте под подволоком уже висел мертвый узел из голубого капрона: Мартин попросту отсек своим ножом намертво сросшиеся концы флага и принес узел мне на память.
К счастью, к четырем часам, к началу моей вахты, ветер уже сменился. Теперь мы шли хорошим бакштагом, и о вымпеле в ближайшее время я мог не беспокоиться. Вахта прошла спокойно, так, как мне нравится. Я даже, поглядывая на компьютер, успел немного почитать книгу Эшли об узлах. Там, конечно, не было упоминаний о скользких тканях, только о скользких снастях. Удивительно: я мог отыскать тысячу способов завязать конец, даже две травинки, оказывается, можно связать очень простым узелком, но найти материал, который не завязывался бы сам, не получалось.
Решение нашлось, как всегда, случайно.
Как-то ночью, на традиционной посиделке с трубочками, к нам присоединился Гроган, тот самый помощник боцмана, которого Сандра отрекомендовала мне в начале нашего знакомства как человека с абсолютно невнятным произношением. У нас троих уже сложилась традиция болтать по ночам о свойствах тканей. Гроган, покуривая сигаретку, к счастью, молчал и от скуки завязывал узелки на какой-то косынке блеклого серого цвета. Я разглядывал его голову. Видеть Грогана нам приходилось не так часто, обычно он пропадал в своей каморке в трюме, вязал там какие-то удивительные штуковины из пенькового шкимушгара, у него даже гамак был плетеным. И теперь, при свете луны, я с удивлением разглядывал его прическу. Его огненно-рыжие волосы тоже были заплетены каким-то хитрым узором, покрывавшим всю голову. Даже не верится, что такое человек мог сотворить с собой сам.
– Чего вы меня разглядываете? – осведомился Гроган, несколько секунд я переводил для себя сказанное, перевел и смутился.
– Извини, – пожал я плечами, – прическа у тебя удивительная.
Поскольку я уже привык на него смотреть, я просто опустил глаза ниже, на его руки. Руки вывязывали на конце косынки восьмерку. Каждый раз после того, как восьмерка затягивалась, левая рука скользила вдоль платка от середины к углу, и узел соскальзывал и развязывался.
– Сандра, – прошептал я, – смотри!
– Гроган, милый, где ты взял эту тряпочку?
– Да я не знаю, – поднял брови Гроган, – тут валялась. Забыл, наверное, кто-нибудь из ночных, а вы все говорите и говорите, я и прихватил, чтобы руки занять, лень было спускаться к себе за концом, очень уж покурить хотелось…
– Погоди, не тараторь. Так это платочек ночного матроса?
– Ну.
– Похоже, это то, что мы ищем, – Сандра торжественно подняла палец. – Мертвым узлом не завязывается только мертвая ткань! Только вот двенадцать метров тряпки вряд ли у кого-нибудь из них есть. Разве что эту убить… – она подняла глаза наверх, где красиво извивался длинный, серебристый в ночи, хвост.
– Да, – сказал я сомнамбулическим голосом, – полностью уничтожить. Убить. Чтобы она была абсолютно мертва.
– Чего это ты? – подняв бровь, подозрительно спросил меня Джонсон, не вынимая трубки изо рта.
– Цитату вспомнил. Где-то я это читал.
– На Пратчетта похоже, – предположила Сандра.
– Спрошу у библиотекаря. – Я сунул трубку в карман и сорвался с места.
Библиотекарь, к счастью, еще не спал – а мог бы, в час-то ночи.
– Ну конечно, это Пратчетт, – без тени сомнения подтвердил он, – «Мрачный жнец». Ему там пришлось убить косу.
– Так это может сработать! – восхитился я.
– Может-то может… Только вот что. Коса, как вы помните, была у Смерти любимым инструментом. Вы должны очень любить ваш флаг, чтобы получилось именно убить его, а не просто изничтожить. Вещи наших ночных матросов остались с ними потому, что они их любили настолько, что не представляли себя без них. Кстати, серый, вы говорите, платочек? Мне кажется, я видел такой у Тома Лири. Спокойной ночи.
250 
