49 
– Ты думаешь, он тоже не помнит?
– Вряд ли. Мы с тобой, наверное, одни такие. – Ганс не мог понять, горечь он услышал или гордость. – Но если люди не хотят говорить сами – никто не спросит.
– Хорошо. – Теперь Ганс перешел к главному вопросу: – А что мы делали на корабле и почему ушли оттуда?
– Это совсем просто, – отвечала Гретель. – Ну что ты мог делать там? Ты не моряк, морского дела толком не знаешь. Не повар, это уж точно! – Она наконец улыбнулась. – Ты делал то, что ты умеешь, – читал книги.
– И потом?..
– И потом нашел свою книгу. Вот так тебе повезло.
– И в ней было сказано, чтобы я остался здесь?
– Получается, так. – Гретель опять встала, не могла она долго сидеть на одном месте. – Чтобы ты остался здесь, жил в этом доме и работал. Писал. А я чтобы была с тобой.
– Подожди! – Гансу не очень нравилось что-то, но что именно он никак не мог сформулировать. – Но ведь могло статься, что это ты нашла свою книгу? И в любом случае, ну подумай сама, вряд ли мы оба нашли их одновременно?
– Да, это уж совсем было бы странно, – согласилась Гретель. – И что это значит?
Ганс помолчал, разглядывая испачканные краской руки, и наконец поднял глаза.
– А это значит, что один из нас здесь ради другого, и только ради этого.
Они долго молчали, иногда украдкой поглядывая друг на друга. Потом Ганс добавил:
– И еще мне очень не нравится, что мы все забыли. И знаешь почему? Я теперь могу объяснить.
– Я тоже могу, – тихонько отвечала Гретель. – Потому что мы не знаем теперь, от чего мы отказались. И мы не знаем, сами мы решили или нас уговорили. Нет, решили-то, конечно, сами, но была ли эта книга той самой, единственной? А нас заставили забыть, чтобы мы не задавались этим вопросом.
– Или мы сами решили забыть? – все-таки возразил Ганс.
– А если сами, то зачем? Чего мы могли бояться, спрятанного в памяти? Нет, милый, так и так получается: мы все забыли, чтобы не сомневаться. А теперь мы знаем об этом.
Ганс помолчал, потом глянул на часы и поднялся с кровати.
– Нам пора уже собираться. Знаешь, давай мы еще подумаем об этом, у меня не все складывается в голове как следует. И еще: не бойся ничего, все же хорошо, правда?
Гретель подняла глаза. Он выдержал взгляд, улыбнулся и обнял ее. Гретель порывисто прижалась к нему, и они постояли молча. Ганс чувствовал, как она чуть дрожит, мелко-мелко, а потом успокаивается, и он снова улыбнулся, на этот раз сам себе.
* * *
Ганс давно сидел на террасе, но не шел поторапливать Гретель. Смотрел в звездное небо, шевелил пальцами в неудобных ботинках. На прием полагалось идти хоть и в тропическом, но в приличном одеянии: светлые брюки, светлые ботинки, рубашка, хорошо хоть с коротким рукавом. Гретель погладила его единственную рубашку, пришила оторвавшуюся пуговицу, а сейчас занималась своим платьем. Она долго терзала Ганса, наконец он сказал: надевай зеленое! Гретель обрадовалась, потому что белое хоть и было новее и моднее, но ей нравилось меньше. «Я в нем толстая, – говорила она убежденно, – не спорь». Ганс уже давно и не спорил: в конце концов, всякая женщина имеет право на свою причуду.
Он посмотрел в окно: Гретель стояла перед зеркалом, что-то делала с прической. Ее рыжие кудри никогда не хотели ложиться ровно, вечно растрепывались через полчаса, и она старалась придать беспорядку нарочито небрежный вид – дескать, так и надо. Ганс некоторое время наблюдал за ее немножко угловатыми движениями и поймал себя на мысли: а сумеет ли она хорошо держаться на приеме? Правильно себя вести? Опять он разозлился на такой вопрос, но предательская мысль не уходила. А когда он понял, что злится почему-то на Гретель, а не на себя, ему стало совсем муторно.
Гретель повернулась решительно, подхватила сумочку и вышла из комнаты. Посмотрела несколько мгновений на Ганса, вздохнула:
– Милый, ты волнуешься? Не надо! Честное слово, я знаю, в какой руке держать вилку, а в какой котлету!
Они оба засмеялись, а Ганс подумал с досадой: «Ну откуда, откуда она всегда знает, о чем я думаю?»
С улицы донеслось бибиканье: подъехало такси. Не пешком же идти на прием! Ганс пощупал очередной раз бумажки в кармане – вроде бы хватало на дорогу и приличные чаевые – и предложил даме руку с некоторой церемонностью.
Особняк губернаторши сиял в темноте на соседнем холме, – собственно, его было хорошо видно даже с террасы, правда, дорога вилась непредсказуемо. У ворот их встретил лакей в ливрее, почти незнакомый, Ганс только помнил, что зовут его Кларенс. С важностью отворил кованую калитку, пожелал приятного вечера бархатным басом и повернулся к следующим гостям. Ганс и Гретель двинулись к дому по дорожке между мерцающих факелов. Цикады, замолчавшие было, снова грянули хором.
49 
