Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
18 
Даня шагнула в сторону красавицы.
— Мавка, уйди! Его не трогай.
Девушка надула губки.
— Я его пощекочу.
— Нет. — Яга была непреклонна.
Обиженная мавка снова протянула руку.
— Молодец, дай гребешок. — Теперь она говорила тверже, с интонациями капризного ребенка.
До волкодлака стало медленно доходить.
— Гребешок…
Даня прервала его.
— Он не смертный. Ты молода, иначе б знала.
— О. — Девушка казалась разочарованной. Ее обиду как рукой сняло. — Я молода, это верно. — Затем сверкнула уже знакомая улыбка. — А гребешок все же дай!
Яга вздохнула, порылась в своей сумке, вытащила расческу и вручила мавке. Опять непредвиденные расходы! С этими девчонками постоянно.
— Бери и запомни, дурочка, Яга такого не делает. Не попадись мне снова! — Она свела брови на переносице и угрожающе подняла руку.
— Ой! — Пискнула девушка. — Яга? — Она стала вдруг перепуганной, перестала вселять страх, а скорее жалость, прижала расческу к груди, попятилась, затем повернулась и побежала.
Даня сердито смотрела ей вслед.
— Ага, испугаться — она испугалась, а расческу вернуть — не вернула! Подлянка такая…
Дубравко округлил глаза.
— У нее на спине кожи нет.
Даня посмотрела на волкодлака.
— Многовато для одного дня. Да? Ничего. Еще денек в моей компании и свыкнешься. Пошли. — Девушка потянула его за рукав.
Из-за дома выглянул Кот и мяукнул.
— Идем, милый, идем. — Откликнулась она на зов животного.
— Надо бы вплотную заняться изучением мифологии, а то моих знаний явно недостаточно…
Они сделали несколько шагов в густом тумане. Дом навис над ними темной сырой коробкой. Волкодлак довольно ухмыльнулся. День выдался просто восхитительный. С каких пор он вот так запросто доверялся кому-то.
Девушка уперла руки в бока и зашелестела вместе с окружающей растительностью.
— Ко мне — передом, к лесу — задом!
Дом заскрипел, заскрежетал, сваи оторвались от земли по одной, вытягивая сухие корни, будто куриные лапы. Несколько раз переступив, жуткая конструкция развернулась на сто восемьдесят градусов и со стоном опустилась, снова запуская корни глубоко в землю. Даня подошла вплотную к дому, задрала голову вверх. Высота в пару метров, но она справится. Яга присела и, оттолкнувшись от земли, очутилась возле дубовой двери. Она распахнула ее и вопросительно оглянулась на Дубравко.
— Ты идешь?
Он тряхнул головой, рассеяно улыбнулся и всего одним прыжком оказался рядом с ней, преодолев расстояние втрое большее, чем она.
— Ой, ой! Посмотрите, какой ловкий и сильный. — Забубнила Яга, скрывая скользнувшее восхищение. Она наблюдала, как он, в два раза согнувшись, прошел внутрь. Девушка подождала Кота и только потом закрыла дверь. Изба снова застонала, зашевелилась и стала поворачиваться.
— Она встает на место. — На всякий случай прокомментировала Даня.
— Я так и понял.
Дубравко обошел единственную комнату вдоль и поперек. Запах смерти уже не казался настолько резким, нос почти адаптировался. Половину пространства занимала беленая печь. Возле нее стояли две лавки, лежала аккуратная стопка дров, по центру — стол и стулья. Обычная добротная изба, ничего особенного, если не считать пыли и свисающей ото всюду паутины, да разных незнакомых трав и цветов. Хотя все же что-то было не так. Даня достала три свечи и зажгла их, расставляя по небольшому помещению, чтобы осветить. И только тут Дубравко понял.
— А где окна?
Девушка поморщилась.
— Вот поэтому мы тут и не живем поколениями. Работать — работаем. А жить… — Она зябко поежилась.
— Это не ответ.
— Ну… Изба то погребальная. А покойникам окна не предусмотрены. — Она равнодушно пожала плечами. — Оттуда же, кстати, и столбы снизу.
— А… — Протянул парень. — Интересно.
— Сколько времени?
— Десять.
— Рано еще. Давай расскажу что ли о нежити. — Даня устроилась рядом с ним на лавке и задорно улыбнулась.
Два часа спустя Дубравко знал много. Он запоминал каждую мелочь, которая касалась этого вновь открывающегося мира. Волкодлак задавал все новые и новые вопросы, а Яга, казалось, обладала безграничным терпением. Она рассказывала ему сказки, былины, что он за полтора столетия успел позабыть, где-то объясняла, порой посмеивалась.
18 
