33 
— Но ведь сама ты бы ни за что не рассказала мне правды!
— Потому что я невиновна!
— И ты не крала кошелек у своей подруги?
— Нет! Она сама мне его подарила!
— Ирина? Значит, вы все же были с ней знакомы?
— Ну да! Признаюсь, я знала эту Ирину и прежде! Мы вместе учились на курсах испанского и одно время даже дружили. И однажды она сделала мне подарок — дорогое портмоне. И сказала, что хочет, чтобы я его приняла, потому что мы подруги, и она желает сделать мне приятное, подарок. Но, Леня… Эта девушка была лгуньей! Она оболгала меня в глазах всей нашей группы! Обвинила в воровстве! Это дошло до одного молодого человека, который тоже учился на наших курсах, и он… Он отвернулся от меня. Ирина специально это сделала. Как она хохотала, когда я прибежала к ней и просила сказать тому человеку правду. Она все подстроила! Все! Она была гадиной! Сукой! Дрянью!
Лариса почти задыхалась от охвативших ее эмоций. Слезы лились из ее глаз, когда девушка заново переживала охватившее ее тогда чувство унижения и беспомощности.
— Я тебе не верю, — тихо произнес брат. — Ирина не могла этого сделать.
— Ну, конечно, твоя драгоценная Ирина была белей снега! Но я тебе говорю, что это было! Она опозорила меня, унизила… И самое главное, я уже никогда не смогла бы оправдаться перед Колей!
Леня задумчиво замолчал. Действительно, где-то несколько месяцев назад сестра частенько упоминала в разговоре одного молодого человека по имени Коля. А потом вдруг это имя словно пропало из ее словаря. А сама сестра сначала перестала учить испанский, от которого была вначале в таком восторге, потом целую неделю пролежала в постели, лопая сладости и мороженое. И лишь затем Лариса вроде бы пришла в себя, но стала молчалива, и еще она стала стремительно толстеть.
Она и прежде была толстушкой, но обаятельной и хорошенькой. А теперь ее вес приближался к девяноста килограммам. И Лариса больше напоминала собой розовощекого бегемота. Видимо, только сейчас сообразил Леня, сестра заедала сладким свое горе.
— Значит, Ирина поссорила тебя с твоим молодым человеком? Наверное, ты очень переживала?
— Словами этого не передать.
— Но зачем она это сделала?
— Не знаю! Когда я спросила у нее о том, зачем она это сделала, она притворилась, что вообще не понимает, о чем я ее спрашиваю! Назвала меня воровкой. И еще наставительно добавила, что воровкам никогда не видать личного счастья с порядочными молодыми людьми.
— Но ты не брала у нее этого кошелька?
— Никогда! В жизни не зарилась на чужое. Ты же меня знаешь!
— Знаю.
— Да я могла купить себе десяток таких кошельков! Зачем мне было воровать его у Ирины? Ты же знаешь, папа с мамой не стесняют меня в средствах. И бабушка всегда подбрасывает мне денежек. Да и дед… когда он был жив, то обязательно дарил мне крупные суммы на все праздники. Почти все они так и остались у меня нетронутыми. А тот кошелек стоил от силы две, ну, три тысячи рублей. И это была дорогая вещь в первую очередь для самой Ирины. Она не выглядела хорошо обеспеченной девушкой. И я долго не решалась принять этот ее подарок. Сдалась лишь после долгих ее уговоров.
— Значит, ты знала Ирину? — повторил Леня. — Но ты и глазом не моргнула, когда она появилась в нашем доме и я представил ее вам как свою невесту.
— Знаю, — опустила голову Лариса. — И только я одна знаю, чего мне стоило сохранить лицо и не вцепиться этой мерзавке в волосы!
Леня немного помолчал, а потом печально произнес:
— Лара, мне очень жаль, что тебе пришлось перенести по вине Ирины. Но пойми, если узнал я, может узнать и следователь.
— А мне все равно! Пусть узнает! Я Ирину не убивала!
— Но ты была рядом.
— Да! Стирала ее платье! Ради тебя, дурак, я пошла бы и не на такое унижение. Ты же мой любимый брат. И если ты наконец-то нашел себе девушку, то я должна была сделать все от меня зависящее, чтобы ты был с ней счастлив.
Очень трогательно. Но Лара, следователь обязательно заподозрит тебя в убийстве Ирины.
— Не заподозрит.
— Ты была рядом. А из ванной есть дверь в твою комнату.
— Не заподозрит меня следователь, — угрюмо повторила Лара.
— Нет? Но почему ты так в этом уверена?
— Потому что был еще один человек, который ненавидел Ирину сильнее, чем я.
— И кто же он?
— Наша мама!
33 
