129 
Значит, на том и порешим, подумал Ричард. Надо учиться как можно быстрее, чтобы избавиться от ошейника и вырваться на свободу. Зедд всегда говорил, что он все схватывает на лету. Он научится всему. Ему всегда нравилось учиться. Он всегда хотел знать как можно больше, ему никогда не хватало уже известного. Зато он узнает много нового. Быть может, в конце концов, это не так уж и плохо. Кроме того, что ему еще остается?
Он вспомнил, как учила его Денна.
Настроение сразу испортилось. Опять самообман. Сестры его никогда не отпустят. Он будет учиться не тому, чему хочет сам, а тому, чему захотят сестры. И вряд ли это будет иметь хоть какое-то отношение к истине. Это будет боль. Ничего, кроме боли и безнадежности.
Ричард ехал, погруженный в мрачные мысли. Он — Искатель. То есть Несущий смерть.
Каждый раз, когда он убивал кого-нибудь Мечом Истины, он снова и снова чувствовал это. Это было самой сутью его призвания: нести смерть.
Уже на закате он заметил впереди россыпь белых пятен. Это был не снег; снег еще не покрыл всю землю. Кроме того, пятна двигались. Сестра Верна ничего о них не сказала и как ни в чем не бывало ехала дальше. Солнце светило всадникам в спину, и перед лошадьми ложились длинные тени. Впервые Ричард осознал, что они едут прямо на восток.
Когда они подъехали ближе к загадочному пятну, стало ясно, что это просто отара овец. Пасли отару бантаки, которых Ричард узнал по одежде. Три пастуха, не обращая внимания на сестру Верну, преградили ему дорогу. Они что-то горячо говорили на своем языке. Ричард не понимал ни слова, но лица их были более чем красноречивы и выражали безграничное почтение. Потом пастухи дружно бухнулись на колени и, вытянув перед собой руки, принялись отбивать поклоны. Затем снова вскочили на ноги и начали что-то говорить на своем непонятном языке.
Ричард, придержав лошадь, удивленно смотрел на них и наконец поднял руку в приветственном жесте. Пастухи расплылись в улыбках и снова принялись кланяться. Он поехал дальше, а они, поднявшись с колен, припустились за ним, протягивая ему хлеб, фрукты, полоски вяленого мяса, ожерелья из клыков, бусы и даже свои пастушьи посохи.
Ричард выдавил улыбку и знаками постарался показать, что в дарах не нуждается. Но один бантак был особенно настойчив и снова и снова пытался всучить Ричарду спелую дыню. В конце концов Ричард, чтобы отвязаться, ее взял. Бантаки опять попадали на колени, а Ричард, отвесив им с седла прощальный поклон, сунул дыню в седельную сумку и пустился догонять сестру Верну.
Она остановила лошадь и развернулась ему навстречу. Лицо ее было сердито. Интересно, чем она недовольна на этот раз?
— Почему эти люди так тебя называют? — спросила она.
— Как «так»? Я не понимаю их языка.
Она стиснула зубы:
— Они говорят, что ты волшебник. Почему?
Ричард пожал плечами:
— Вероятно, потому, что я им об этом сказал.
— Что? — Она откинула капюшон. — Ты не волшебник! Ты не имел права так о себе говорить! Ты лжец!
Ричард положил руки на высокую луку седла.
— Ты права. Я не волшебник. Да, я сказал им неправду.
— Ложь — преступление против Создателя!
Ричард устало вздохнул.
— Я сделал это не для того, чтобы поиграть в волшебника. Я должен был предотвратить войну, и это был единственный способ спасти жизнь многим людям. Это сработало, и никто не пострадал. Случись мне снова выбирать между ложью и убийствами, я поступил бы точно так же.
— Лгать нехорошо. Создатель ненавидит ложь.
— То есть твоему Создателю больше по душе убийства?
Сестра Верна бросила на него испепеляющий взгляд:
— Не моему Создателю. Он сотворил всех нас. И Он ненавидит ложь.
Ричард спокойно смотрел на взбешенную женщину:
— И Он лично сказал тебе об этом, не так ли? Подошел, присел рядом и сказал: «Сестра Верна, Я хочу, чтобы ты знала: Я не люблю неправды»?
— Конечно, нет! — зарычала сестра Верна. — Это записано! Записано в книгах.
— А, — кивнул Ричард, — тогда конечно. Если это записано в книгах, значит, это наверняка так и есть. Каждый знает, что ежели что-то написано в книге, то это правда.
Глаза сестры Верны пылали.
— Ты слишком легко относишься к словам Создателя!
Ричард наклонился к ней, сам уже начиная злиться:
— А ты, сестра Верна, слишком легко относишься к человеческой жизни. Особенно если эти люди — язычники.
129 
