Конечно, он мог бы во всем обвинить Джеки, но понимал, что и сам виноват. Если бы он думал о том, что делает,а не вспоминал их вчерашний поцелуй, то успел бы среагировать и спрыгнуть со стремянки, когда та стала падать. Он же рисовал в своем воображении картины, которые могли бы последовать за поцелуем. В семнадцать лет он точно так же сломал руку, задумавшись об Эмме.
Эмма. Его жена. Любовь всей его жизни. Как всегда, воспоминания о ней вернули Бена на землю. Что бы подумала она, если бы узнала об этом его безумном увлечении?
— Эй, босс! Вы в порядке? — Услышав шум мотора, Кевин вышел на деревянное крыльцо.
— В полном. Если не считать парочки сломанных костей. — Придерживая загипсованную руку второй рукой, а дверцу ногой, Бен неуклюже выбрался из машины. Он успел заметить, что Джеки перегнулась на заднее сиденье и взяла свою сумку-холодильник.
— Ленч! — твердо произнесла она.
— Я и так…
— Я знаю. Ты и так потратил напрасно половину рабочего дня, но ты должен поесть.
Бен приготовился снова возразить, но понял, что настырная девчонка не отцепится.
— Ладно. Только быстро.
— На крыльце или под деревом?
— Это не пикник. Перехватим, и за работу.
— Под деревом.
Она решительно направилась в сторону раскидистого вяза, а Бен не мог оторвать взгляда от ее соблазнительно покачивающихся бедер. Оглянувшись в поисках чего-нибудь, на что можно было бы сесть, Джеки опустилась прямо на траву. Дома у нее были специальные стульчики и столик для пикника. Когда она жила у Жана, то там вообще всем занимались слуги. Ей еще никогда не приходилось есть, сидя прямо на земле. Она посмотрела на Бена, разговаривающего на крыльце с Кевином. Через несколько минут Кевин кивнул, усмехнулся, глядя в ее сторону, и скрылся в доме.
— К числу твоих многочисленных добродетелей можно добавить упрямство, — произнес Бен, усаживаясь рядом с ней на траву.
Джеки открыла сумку, превратив крышку в импровизированный столик. Затем достала жареного цыпленка, хлеб и масло.
— Япринесла только безалкогольные напитки, правильно?
— Правильно. Я не разрешаю на работе даже пиво.
— Логично. Пьяный работник может стать большой проблемой.
— Да. Тем более проблем у меня предостаточно, — отметил Бен.
— Мне так жаль…
— Джеки, — прервал он ее. — Я знаю, что ты сделала это не нарочно. Это был несчастный случай. Я уже при мялтвои многочисленные извинения, и не надо повто рятьих.
Джеки кивнула, но в ее глазах стояла тревога.
— Я действительно чувствую себя ужасно виноватой.
— Позволь, я как-нибудь заглажу свою вину.
— Я подумаю.
Бен представил, как Джеки, поселившись в его доме, готовит и подает ему еду, помогает ему в душе… Нет! Он должен немедленно прекратить думать о таких вещах. Особенно когда она сидит всего на расстоянии вытянутой руки. Бен снова ухватился за спасительную мысль об Эмме. У него ничего не может быть с этой легкомысленной, скучающей Мисс Голливуд. Эмма — его жена, его любовь. Вспыхнувшая страсть к Джеки — предательство по отношению к ней.
Взяв кусок цыпленка, Бен отвернулся и стал созерцать дом, машины, ландшафт, лишь бы не смотреть на кающуюся очаровательную грешницу.
— Расскажи, как ты собираешься реставрировать этот дом, — произнесла Джеки, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Ухватившись за эту безопасную тему, Бен стал рас сказыватьо том, как трудно подобрать материалы, чтобы они сочетались с теми, которые использовались более ста лет назад. Джеки внимательно слушала его пояснения. Бен был очарователен в своем энтузиазме и глубоком знании вопроса.
— Я хочу помогать, — загорелась она. — Я могу красить.
— А ты красила когда-нибудь?
— Невелика премудрость — води себе кисточкой или валиком взад-вперед.
Бен по привычке протянул правую руку, чтобы взять банку колы. Пока он сообразил, что должен действовать левой, Джеки уже схватила банку и открыла ее.
— Я справлюсь. Если я за что-то берусь, то делаю это хорошо. Спроси у любого режиссера, с которым я работала, и он тебе скажет.
Бен усмехнулся, представив, как звонит какому-нибудь известному голливудскому режиссеру, чтобы справиться о том, сможет ли Джеки де Марсель красить стены.