Глава 9

С колосников Ева могла, словно с высоты птичьего полета, наблюдать за генеральной репетицией. Все проходило довольно гладко, у нее было лишь два повода для недовольства. Положение изменилось в лучшую сторону после coвещания, проведенного накануне, на котором шел разбор недостатков. Она и теперь время от времени заносила пометки в блокнот.

Она не ошиблась с актерами, что доказывала прекрасная игра Расса и Линды в роли Брика и Мэгги. В их отношениях было все: темперамент, страсть, секс. Они поднимали накал всего спектакля на несколько градусов. Из Линды получилась прекрасная Кошка Мэгги — требовательная, отчаянно интригующая, страстная. Брику Расса был внешне равнодушен, чуть презрителен, хотя далеко не холоден. Актер прекрасно давал понять, что внутри у его героя тоже бушует пламя.

Естественностью своих страстей они контрастировали со второй парой, которая соперничала на грани с подлостью. В общем, Ева могла себя поздравить с победой. Особенно было приятно, что они укладывались в бюджет.

Уже в пятый раз Линда повторяла свой монолог, а режиссер продолжал добиваться от нее нужных интонаций. Ева поражалась долготерпению актеров, понимая, что сама не смогла бы вынести такого обращения. И хорошо, что она не стала актрисой. Она была сейчас на своем месте — организатора и руководителя.

Разглядывая декорации, она задумчиво постукивала карандашом по губам. Что-то ее не устраивало. И скоро поняла, что именно. Все слишком новенькое, с иголочки, мебель блестит, пол сверкает. Это не годилось. Она видела теперь все по-другому — необходимы размытые краски, некоторый дух упадка и обветшалости. И среди этого тусклого мирка светится какая-то яркая точка, что лишь подчеркивает этот упадок. Например, яркая ваза, огромная, с живыми цветами. Она торопливо записала свое наблюдение в блокнот и услышала, как режиссер объявил перерыв. Старательно перешагивая через сплетения веревок, она спустилась по винтовой лестнице на сцену и окликнула бутафора, который взял пачку сигарет, собираясь закурить.

— Пит, я хочу внести кое-какие изменения.

— Не пугайте, мисс Гамильтон.

— Ничего кардинального, — успокоила его Ева и, взяв за плечо, вывела на сцену. — Нам надо немного состарить обстановку.

Пит был почти одного с ней роста, их глаза оказались на одном уровне. Бутафор задумчиво поскреб щеку:

— Насколько состарить?

— Лет на десять. — Ева улыбнулась. — Слушай, ведь семья живет здесь давно, так? Они же не купили всю эту мебель вчера. Диван слишком свеженький.

Парень тяжело вздохнул:

— Вы ждете, что я стану вытравливать обивку?

— Но обивка выцветает, вытирается, это правда жизни. Если покрывало енять и прогнать в стиральной машине раз десять, будет то что надо. И эту позолоту на рамах тоже надо приглушить. На кресла и стулья можно положить салфеточки.

— И я должен их отыскать?

— Не ты ли говорил, что в армии служил мусорщиком? — ехидно заметила Ева.

— Тут вы меня поймали. О'кей, линялый диван, тусклая позолота, салфеточки. Что еще?

— И огромная ваза. — Она обвела глазами сцену. Куда поместить вазу? Не в центре. И не слишком в глубине, но… — Вот здесь. — Она указала на стол рядом с креслом-качалкой. — Большая, красная, с орнаментом или росписью. Никакой безвкусицы. Но и никакого шика. Именно красную, такую, чтобы была, как маяк, видна издалека.

Бутафор снова поскреб щеку:

— Вы здесь босс.

— Доверься мне.

— Мисс Гамильтон, у меня разве есть выбор? Впрочем, как и у остальных.

Не моргнув глазом, Ева приняла скрытый упрек.

— И не надо дорогую — не больше тридцатки.

  54