Последние отзывы

  47  

— Пора, — задумчиво произнес Сократ, поднимая голову, — без упряжки нам — день пути. Если напрямую.

Диоген прищурился на то место, где в тундре должно было быть солнце, и сверился с картой:

— Будем забирать к востоку. Там рек меньше.

Они открыли чемодан. Внутри лежали панты. Каждый рог молодого оленя был аккуратно завернут в отдельный кожаный чехол. Рядом с огромным якутским богатством размещались несколько бутылок водки и кусок вяленой оленины. На дне чемодана тускло блестел потертой старой кожей бубен шамана, изъятый на счастье у пьяного служителя культа перед самым убытием. Они перекусили вяленой олениной и встали, легко подхватив чемодан. Сократ обернулся. Возле здания аэропорта суетились люди. Они не были якутами. Это не вызывало сомнений. Люди штурмовали автобусы и маршрутные такси, нервничали и кричали. Да и одеты они были странно. На весь аэропорт только двое носили летние унты. Якуты тронулись в путь, почти неразличимые на обочине Пулковского шоссе в своих светлых летних полушубках.

* * *

В полночь у дома Альберта Степановича Потрошилова появились якуты. Они прошлись по подъездам, отыскали заветную квартиру и определили, куда выходят окна. Алик дежурил. Мама и Ватсон спали. Соседей чужие дела не касались. Сократ и Диоген немного постояли на лестничной площадке второго этажа, оставаясь незамеченными. На вид в фанерной двери не было ничего особенного. Но это был дом будущего тойона племени Белого Оленя. Якуты втянули воздух, запоминая запах, и потрогали коврик, пытаясь понять, какие следы в местной тундре оставляет их брат. Потом вышли во двор, сели на чемодан посреди детской площадки и перевели дух.

Ночь беспокойно гремела музыкой, сверкала огнями окон и разговаривала сотнями голосов.

— Чем дальше урбанизация, тем она громче, — задумчиво сказал Сократ.

Диоген с укоризной посмотрел на брата, и назидательно перевел на якутский: — Шумное здесь племя, однако.

— Прошу прощения… однако, — поправился Сократ.

Сразу за детской площадкой начинался парк. Там было тише и спокойнее.

— Однако, тайга, — сделал вывод Сократ. Место будущей стоянки ему понравилось.

— Грязновато, — небрежно отозвался Диоген.

Якуты сидели и смотрели на темные окна квартиры номер тринадцать. Старший брат жил здесь. Но знакомство с ним в их планы не входило. Отец просил присмотреться. А это значило, что они должны стать тенями и неотступно следовать за новым тойоном, не оставляя без внимания ни одного его шага. Вождем Белых Оленей мог стать только Потрошилов с безупречной репутацией.

— Однако, следить будем отсюда, — провозгласил Сократ шепотом.

Диоген уставился немигающим взглядом на дырявую детскую избушку без крыши. Судя по запаху, идущему изнутри, детишки интенсивно занимались там удобрением песка, превращая его в чернозем с перегноем. В таком приюте долго протянуть было невозможно.

— Нужно ставить ярангу! — твердо прозвучало в темноте.

* * *

Тихий питерский двор напоминал модель страны в ненатуральную величину. Жизнь в нем текла непонятными рывками в неизвестном направлении, порождая в умах обитателей тихую оторопь. Бури перемен пронеслись поверх детских развлечений, свалив качели и разметав песочницы. Их никто не чинил. В новом мире компьютеров и Интернета такой примитив никому не был нужен. Вместе с ветром перестройки улетели крыши детского домика, грибка, а заодно и местных жителей.

Сами обитатели старого двора, конечно, остались. Но в душах поселилась пустота. Как-то потерянно ходили они среди мира дикого капитала и погибшей морали. Кодекс строителя коммунизма приказал долго жить, обходясь без десяти социалистических заповедей. В Господа людям ле верилось по привычке. В Золотого Тельца — тоже. Ни того ни другого здесь не видели. Отчего и ходили по двору неприкаянные аборигены. И не было в их жизни основы и смысла… До одного прекрасного дня.

На следующее утро после прибытия якутов двор преобразился. На границе с парком, в районе разрушенной песочницы, появилось странное сооружение, похожее на перевернутый унитаз. На трех урнах стоял шалаш из елового лапника. В разные стороны торчали обрезки линолеума и обрывки стекловаты. Вместо входа белела дверца холодильника «Минск». Над ней, для уплотнения конструкции, торчал ржавый смеситель от душевой стойки, очень напоминающий рога оленя.

Первым новый архитектурный ансамбль обнаружил похмельный владелец ротвейлера по кличке Дуся. Прилично, во всех смыслах, пьющий инженер-технолог Уткин протер отечное лицо и потряс головой, изгоняя мираж. Пиво «Степан Разин. Специальное» лениво булькнуло в желудке. «Белка», — подумал Уткин, подразумевая давно ожидаемый визит белой горячки.

  47