Мистер Фентон сообщил также, что Даггетский трест уже сделал несколько запросов, выражая пожелание, чтобы Алекс поскорее принял решение избавиться от земли. Такая бесцеремонность возмутила молодого художника и действительно подтолкнула к действиям. Он заявил, что поручает мистеру Фентону сообщить тресту о том, что согласен немедленно вступить в права наследования и что намерен сохранить угодья за собой. Адвокат тут же пустился расписывать ограничения, особо подчеркивая то обстоятельство, что любое нарушение условий приведет к потере земли, невзирая на права собственности. Алекс заверил взволнованного юриста, что все прекрасно понял.
Он с нетерпением поджидал завершения формальностей. Алексу хотелось поскорее провести время в лесу, занимаясь живописью в полном одиночестве. На душе теплело от мысли, что вот-вот он станет владельцем внушительного участка, целой страны, которую можно исследовать и при этом именовать своей собственной.
Сидя за мольбертом и слушая стук дождя о стекло, он понял, что по прошествии месяца наконец начал чувствовать себя лучше; ему удалось преодолеть порог скорби, он вновь находит удовлетворение в работе и даже небольшое, тихое удовольствие от жизни. Есть даже новый магазин, где хотят видеть его полотна. Словом, он все чаще подумывал о поездке в Мэн, где можно будет гулять по диким лесам и черпать вдохновение в свежих впечатлениях.
Дела, кажется, возвращались в нормальное русло. Жизнь шла вперед. Можно сказать, его ждала новая, чистая страница.
Образ Джекс все глубже погружался в прошлое, оставив по себе лишь далекое и печальное воспоминание. Правдива была ее история или нет, сказать трудно, но новых попыток установить контакт не предпринималось. Время шло, и надежды таяли. Если эта женщина действительно существовала, если ее слова были правдой, то она наверняка уже предприняла бы что-то к этому моменту. Разыскала бы Алекса, как-то связалась с ним… что угодно.
Может, это и в самом деле была какая-то махинация? Откуда ему знать? Сам Алекс в это не особенно верил, однако это было вовсе не исключено, а значит, вызывало беспокойство.
Визитеры из других миров не давали о себе знать. Алекс старался не вдумываться в откровения Джекс — с каждым днем они казались все более абсурдными, а признать, что она не в своем уме, было выше его сил. Нет, считать ее участницей мошеннической схемы ему не хотелось, а с другой стороны, мучительно было видеть ее в роли злосчастной жертвы умопомрачения, которая нафантазировала себе, будто происходит с другой планеты. Безумия родной матери хватало Алексу с избытком.
Он уже не знал, что и думать, поэтому старался отодвинуть мысли о Джекс в сторону и полностью посвятить себя живописи.
В темноте за окном мерцали грозовые сполохи, придавая потусторонний вид лакированным изморосью деревьям. Когда порыв ветра совпадал с очередным разрядом молнии, деревья словно корчились в судорогах, будто пытались продраться сквозь чернильный мрак. Порой дождь швырял в окна особенно тяжелые капли, превращая мягкое постукивание в негромкий рык. Чем глубже мир погружался в ночь, тем яростнее на домик набрасывались ливневые потоки, будто желали смыть его прочь.
Буря гармонировала с сегодняшним настроением Алекса; он был занят горным пейзажем, где среди высоких скалистых пиков хмурились тучи. Гром с улицы напоминал о природе вещей, пока Алекс сидел в сумраке комнаты, прорабатывая детали леса под закутанным в облака небосводом.
Ближе к полуночи в дверь позвонили.
14
Алекс застыл с кистью в руке, вслушиваясь в медленно затихающий переливчатый звук. Уж не Джекс ли пришла его навестить?
Впрочем, он тут же прогнал эту мысль. Глупости. Ей на смену пришло соображение, что еще большей глупостью было бы заставлять человека мокнуть под проливным дождем, особенно если это действительно Джекс.
Он сунул кисть в банку с водой, что стояла на столе возле мольберта, и, поднимаясь со стула, вытер руки полотенцем. На глаза попалось собственное отражение в зеркале, и Алекс поспешил пригладить непокорные волосы. Приводить себя в порядок более тщательно он не стал — вдруг не успеет открыть и гостья уйдет, не дождавшись?
Возле двери Алекс остановился, чего никак нельзя сказать о его сердце — оно билось все быстрее от охватившей его надежды.
Он посмотрел в дверной глазок. Надежда не сбылась.