Некоторое время Диана колебалась, но наконец решилась и однажды морозным вечером, надев маску, отправилась к самой знаменитой ворожее Парижа.
С первого взгляда гадалка разочаровала ее: это была толстая женщина в дорогом, но вычурном и довольно грязном наряде. К тому же от нее уже в трех шагах несло вином. С трудом поборов отвращение, молодая женщина протянула ей руку, и ворожея склонилась над ней.
Сначала гадалка изрекала обычные в таких случаях предсказания: маркизе было обещано богатство, дальняя дорога, высокое положение, любовь – словом, все то, что обычно, как догадывалась Диана, говорят в таких случаях гадалки. Казалось, эта неопрятная женщина повторяет заученные слова, своего рода зазубренный урок, и маркиза, истомившись, уже решила, что пора уходить, как вдруг склонившаяся над ее рукой Ла Вуазен вздрогнула. Ее красное от частых возлияний лицо мгновенно посерело, она подняла голову и пристально уставилась в скрытое маской лицо посетительницы.
– Вам грозит жестокая смерть от руки одного из ваших родственников, мадам! – произнесла она. – Вам надо остерегаться!
Несмотря на маску, маркизе не удалось скрыть свое волнение. Побледнев, она принялась нервно теребить тонкими пальцами вышитые бархатные перчатки, которые сняла, войдя в дом.
– Остерегаться? – упавшим голосом переспросила она. – Но чего?
– Всего! Железа, огня, яда… в иных случаях все средства хороши. Если вы не будете начеку, то не доживете до конца этого года.
Эти слова повергли Диану в ужас. Ей хотелось засыпать гадалку вопросами, но та уже успела обрести прежний сонный вид и опустилась в кресло, буквально утонув в широких складках своего нелепого балахона, расшитого золотыми орлами. Ее глаза с набрякшими веками устало закрылись.
Диану охватило сильнейшее желание поскорее покинуть душное логово ворожеи, вселившей в ее душу неизъяснимую тревогу. Торопливо вытащив из муфты кошелек, она положила его на стол. Ла Вуазен открыла один глаз и оценивающе оглядела кошелек. Судя по всему, оценка была положительной, ибо гадалка быстро встала, подошла к большому сундуку, обитому медью, и бросила туда кошелек. Затем она порылась в глубинах сундука и вытащила флакон, наполненный пахучей жидкостью. Посмотрев его на свет, она протянула флакон молодой женщине. Взор ее внезапно снова стал ясным и проницательным.
– Не ведаю вашего имени, сударыня, но вы, несомненно, принадлежите к высшему обществу. У вас была любовь, но не было счастья. Вы несчастны, и все же вы не стали требовать у меня того… за чем так часто приходят сюда другие.
– За чем же они приходят?
– Не имеет значения! Вы все равно не поймете. Но выслушайте меня хорошенько: если после завтрака или обеда вы почувствуете себя плохо, проглотите несколько капель этого целебного средства. Поверьте, оно уже спасло немало людей, спасет и вас. А теперь идите. И да хранит вас бог!
С этими словами ворожея снова опустилась в кресло и закрыла глаза, словно усилие, которое она только что сделала над собой, исчерпало ее силы.
Пытаясь унять охватившую ее тревогу, маркиза де Ганж на цыпочках вышла из комнаты и направилась к карете, а усевшись, зябко поежилась и закуталась в меховую накидку. Зима была холодной, Сена замерзла, и теперь ее можно было перейти по льду пешком. Каждый день на улицах подбирали трупы несчастных, умерших от холода; морг Большого Шатле был переполнен. Внезапно маркизе показалось, что сердце ее так же оледенело, как и сердца этих покойников. Ей было страшно признаться, что увиденная ею странная женщина всего лишь догадалась о смутных предчувствиях и мимолетных страхах, которые то и дело посещали ее…
Дело в том, что с некоторых пор Диане стало казаться, будто супруг никогда по-настоящему не любил ее и женился на ней исключительно из-за приданого. Временами она даже задавалась вопросом: а не испытывает ли он ненависть к ней?..
Итак, всю дорогу до предместья Марэ, где находился дом ее матери, мадам де Ганж смотрела на маленький флакон, который лежал у нее на ладони и даже через перчатку согревал ей руку и придавал мужества. Возможно, думала она, ей следовало поблагодарить мадам де Суассон более сердечно, чем она сделала это накануне!
Дома Диану встретила невообразимая суета. Слуги сновали во все стороны, носили вещи и укладывали их в чемоданы, а посреди всей этой неразберихи расхаживал маркиз, еще более сумрачный, чем обычно.
– Завтра мы уезжаем в Авиньон, – сообщил он жене, пока та снимала накидку. – Дорогая, я вынужден сообщить вам печальную новость, так что соберите все свое мужество.