21 
Однако проклятие графини Батиани адресовано именно Францу Иосифу, и именно него оно потом подействовало. 24 апреля 1854 года он женился на своей кузине Елизавете, дочери герцога Макса Баварского, подробности этой женитьбы мы уже знаем. Казалось, судьба улыбалась молодой паре, имевшей все: юность, красоту, сердечные отечества, любовь и одну из самых могущественных в мире корон. Но очаровательная Елизавета принесла с собой вместе с ослепительной красотой тяжелую наследственность рода Виттельсбахов: чрезмерный романтизм, чувствительность людей, с которых заживо содрали кожу, и пристрастие к скитаниям. Именно эта наследственность в сочетании с наследственностью Габсбургов таила в себе семена всех трагедий и трагических возможностей.
Очень скоро Елизавете стало тесно в корсете безжалостного венского этикета, скопированного с этикета испанских королей. Преданная любовь мужа не помешала ей пускаться за мечтами во все стороны света, в дальние путешествия, как мечтал ее двоюродный брат, сумасшедший король Людвиг Баварский. Для Франца Иосифа она олицетворяла всю любовь мира, нашедшую продолжение в четырех детях, которых она ему подарила. И он считал, что, пока с ним его дорогая Сисси и его дети, не случится никакого несчастья. Одержимый работой, пленник мелочной и безмерно консервативной бюрократии, он проводил жизнь у руля своей огромной империи, стараясь предоставить Елизавете как можно больше свободы — ведь она находила в этом удовольствие.
И все же с ним приключилась первая трагедия после первой сердечной раны, нанесенной 20 мая 1857 года смертью их первого ребенка, маленькой Софии. 19 июня 1867 года его брат, император Мексики Максимилиан, погиб от пуль бойцов Хуареса, а императрица Шарлотта впала в безумие.
Вторая трагедия прямо—таки раздавила супругов: 20 января 1889 года наследник, эрцгерцог Рудольф, покончил с собой в охотничьем домике Майерлинга вместе с юной баронессой Ветсера. С того самого дня путешествующая императрица превратилась в императрицу блуждающую: она больше не выносила Вену, наезжала туда изредка и на короткий срок и снова отбывала на Корсику, в Лондон, на Мадейру — куда угодно, мечась по всем закоулкам Европы, словно обезумевшая птица, в сопровождении горстки преданных слуг. Ее преследовала смерть — смерть сына, да еще и двоюродного брата Людвига II, утонувшего в озере Штарнберг. Смерть, казалась, шла за ней по пятам. Она приготовила ей последний в жизни, особенно жестокий удар: 4 мая 1897 года самая молодая из ее сестер, герцогиня Алансонская София, заживо сгорела на пожаре на благотворительном базаре.
Когда пришла эта скорбная новость, Елизавета находилась в Линце. Убитая горем, она отказалась встречаться с кем бы то ни было, сделав исключение для Франца Иосифа, примчавшегося из Вены, чтобы ее утешить. Все время она в таком нервном состоянии, так бледна и убита горем, что император упросил ее поехать на воды в Киссинген, которые ей всегда помогали.
Очень своевременная предусмотрительность — вскоре императрица вновь стала испытывать потребность к бегству. В июне она вернулась в Линц, затем поехала в Ишль, где ее моральному состоянию предстояло еще ухудшиться.
— Она так много говорит о смерти, — сказал императору посол Германии, — что меня это сильно угнетает.
Но уже и Ишль, кажется, ей тесен: 29 августа Елизавета поехала в Меран, чтобы пройти курс лечения глаз, но смогла пробыть там только месяц. Из Мерана она отправилась к своей младшей дочери Марии—Валерии, вышедшей в 1890 году замуж за эрцгерцога Франциска Сальватора, князя Тосканского. Эта чета не так давно поселилась в замке Валзее, и некоторое время императрица чувствовала себя вполне комфортно.
Не созданная, к несчастью, для роли тещи, в ноябре она опять тронулась в путь. На этот раз из Австрии — в Париж, чтобы провести Рождество со своими сестрами, Марией, королевой Неаполитанской, и Матильдой, графиней де Трани. Состояние ее здоровья было настолько серьезным, что она отказалась ехать, как планировала раньше, на Канарские острова, к огромному облегчению Франца Иосифа, написавшего ей из Хофбурга, где он в одиночестве отметил свое шестидесятилетие: «В твоем письме я нашел лишь одну утешительную новость: ты откажешься от плавания по океану? Как я тебе за это буду признателен. Поскольку я и так завален политическими заботами, еще сознавать, что ты находишься в море, и не иметь от тебя новостей — невыносимо. Сейчас такие времена, что приходится опасаться всего…»
21 
