Последние отзывы

  48  

Какое—то время молчали, любуясь озером, которое блестело все сильнее.

— Что же вы больше не поете? — задал вопрос Ян—Сальватор несколько минут спустя. — У вас такой красивый голос! Мне редко доводилось слышать более чистый. Кроме того, вы умеете им пользоваться. Вы этому где—то учились?

— Естественно, ведь я певица, — вернее, намерена ею стать. Через месяц я дебютирую в венской Опере. — В тоне ни капли хвастовства. — Если вам нравится мой голос, приходите меня послушать.

Эрцгерцог немедленно пообещал прийти послушать свою новую знакомую. Зовут ее Людмила Штубель, коротко Милли, она из хорошей буржуазной семьи. Простая и веселая, как горный ручеек, она беспрестанно, с большой живостью говорила; слушая ее, Ян—Сальватор спрашивал себя, не послала ли ему судьба ответ на тревожные вопросы его по—прежнему свободного сердца. И вдруг понял: уж если и суждено ему полюбить — только эту обворожительную, чистую душой девушку, которая так дружески глядела на него сквозь густую завесу темных ресниц.

Возможно, предчувствуя, что ей суждено занять важное место в его жизни, и из—за своей врожденной итальянской недоверчивости — надо изучить получше молодую незнакомку — он не сообщил ей своего настоящего имени, назвался Иоганном Мюллером, инженером: сейчас в краткосрочном отпуске, гостит у друзей, они живут на берегу озера.

Милли тоже рассказала о себе: отдыхает с семьей в соседнем населенном пункте, под названием Гмунден. Через несколько дней ей предстоит ехать в Вену, где ее, вполне вероятно, ожидают слава и бурная жизнь оперной примадонны.

А пока молодые люди по взаимному согласию решили встречаться каждое утро на том же месте все оставшиеся дни начавшейся недели.

Но по окончании этой и трех дней следующей недели о дружбе между Яном—Сальвадором и Милли речи уже не шло. Вполне реальные люди, привыкшие трезво анализировать свои чувства и поступки, очень скоро они ясно поняли, что любят друг друга большой, искренней и щедрой любовью. Эта любовь так чудесна — в течение следующей недели Милли по простоте души не отказала тому, кто полюбил ее на всю жизнь, в чем сама была совершенно уверена. Естественно, она стала его любовницей, наивно продолжала его считать Иоганном Мюллером.

Яном—Сальватором овладела любовь столь неохватная и сильная, что он не стал больше играть роль венского мещанина инженера Иоганна Мюллера — за день до разлуки открыл Милли свое настоящее имя. Да, она отдалась не простому парню, а принцу, но, честно говоря, признаваясь ей, он испытывал некоторое опасение: как честная, открытая девушка отнесется к явному, вообще—то, обману? Пусть и первому, но кто поручится, что за ним не последуют другие.

Девушка очень, конечно, удивилась, но молодого человека умилила ее естественная реакция:

— Не все ли равно, принц ты или мещанин! В любом случае певица не создана для брака. Мы можем принадлежать друг другу без скандала. В Вене никого не удивишь тем, что эрцгерцог имеет любовницу певицу, а я никогда ничего не стану от тебя ждать, кроме твоей любви!

— Ты прекрасно знаешь, Милли: любовь моя останется с тобой, пока я жив! Но мне так хотелось бы, чтобы ты стала моей женой!

— Людмила Штубель — эрцгерцогиня Австрийская? Ты ведь знаешь, это невозможно. Даже когда твой кузен, принц Рудольф, станет императором, он не позволит тебе совершить столь безумный поступок. Но ведь мы и так счастливы, разве этого мало? Удовольствуемся же этим…

— Пусть так, но позволь мне, по крайней мере, представить тебя моей матери! Она замечательная — она все поймет!

И накануне отъезда в Вену будущая певица Оперы вступила, ни жива ни мертва от страха, в большой замок Орта, чтобы присесть в реверансе перед бывшей великой герцогиней Тосканской. Несомненно, трусила она намного больше, чем если бы представлялась лично императору. Однако все прошло очень просто.

— Мама, — сказал Ян—Сальватор, — вот Милли. Она поет словно ангел. Она любит меня… а я люблю ее!

— Значит, я тоже ее полюблю, — прозвучал спокойный ответ.

До самой ночи взволнованная и смущенная Милли пела для матери и сына.

В Вене девушка сразу добилась больших успехов. Что касается того, кого она звала теперь Джанни, как и мать, он стал наведываться в столицу намного чаще, самолично выдавая себе разрешения, — впрочем, никто и не думал отказывать в них полковнику. Они с Милли не могли жить вдали друг от друга без ужасных страданий.

  48