— Генерал!.. — выдохнул он.
— Итак? — спросил священник.
— Я повинуюсь, монсеньор!
— Орден зачтет вам это! Теперь, сударыня, — добавил он, возвращаясь к графине, которая настороженно следила за непонятным разговором со страхом и надеждой, — вы можете вернуться в свой отель и объявить о вашем отъезде завтра утром. Через час полковнику Иванову будет известно, в какой город Крыма надлежит вас сопроводить, и одновременно он получит ваш вид на жительство. Нам только остается восстановить истину в отношении всех остальных.
Он испытующе посмотрел на графиню.
Мадам де Гаше с усилием встала, опираясь на свою нелепую трость, словно раненый солдат на ружье. Все ее высокомерие исчезло. Теперь она выглядела как настоящая старуха. И голос ее был почти униженный, когда она пробормотала:
— Я не знаю, кто вы, монсеньор, но я хотела бы отблагодарить вас… и не знаю как.
— Очень просто: соблюсти договор, который вы заключили с мадемуазель д'Ассельна. Вы согласились, не так ли, что бриллиант останется у нее, если вы не вернете пять тысяч рублей? Вы можете их отдать?
— Нет… но если мне одолжат, я, может быть, смогу…
— Вы ничего не сможете! Ваше раскаяние сомнительно, сударыня, а коварство — ваша вторая натура.
Вернувшись в отель, вы возьмете камень и отнесете его Т во дворец губернатору, который вернет его вашей жертве. Так будет надежней…
— Но этого не хочу я, — запротестовала Марианна.
— Тем не менее вы возьмете и сохраните его, это приказ. Вы сохраните его… в память о вашей матери, отдавшей жизнь на эшафоте за попытку спасти королеву… Не пытайтесь понять, я вам все объясню позже.
Теперь вы тоже возвращайтесь в отель и отдыхайте, в чем вы так нуждаетесь.
— Я не уйду без моего друга Жоливаля…
Отворившаяся дверь прервала ее речь. Появился Жоливаль, с закрытыми глазами, поддерживаемый тюремщиком, ибо он едва передвигался. Марианна с ужасом увидела, что у него на голове повязка и эта повязка в крови.
— Что с ним? — воскликнула она, бросившись виконту.
Но когда она подхватила его под другую руку, что бы помочь дойти до стула, он открыл один глаз и улыбнулся ей.
— Удар по затылку, чтобы заставить меня замолчать… Ничего страшного, но я чувствую себя немного оглушенным. У меня такая мигрень… Если бы вы могли найти стакан коньяка, мое дорогое дитя…
Герцог открыл стенной шкаф, заглянул внутрь, достал оттуда бутылку, затем стакан, который наполовину наполнил.
— Здесь есть только водка, — сказал он. — Может быть, она окажет такой же эффект?
Жоливаль взял стакан и не без удивления посмотрел на того, кто его подал.
— Однако… это дорогой господин Септиманий! Каким счастливым случаем?..
— Жоливаль, — вмешалась Марианна, — этот господин — сам губернатор… герцог де Ришелье.
— Вот как! А я, признаться, так и предполагал!
Он залпом выпил содержимое стакана. Затем, испустив вздох удовлетворения, он вернул опорожненный сосуд, тогда как на его осунувшемся лице появилась краска.
— Это не так уж плохо, — сказал он, — должен отметить даже, что это пьется легко, как вода.
Но внезапно в поле его зрения попала графиня, и Марианна увидела, как сузились его глаза.
— Эта женщина! — глухо прорычал он. — Теперь я знаю, кто она! Я вспомнил, где видел ее в последний аз. Господин герцог, раз вы являетесь здесь хозяином, тайте, что эта женщина воровка, чудовище, заклейменное рукой палача. Когда я в последний раз видел ее, она извивалась в руках его подручных, в то время как палач прижимал к ее телу раскаленное железо! Это было на ступенях Дворца правосудия в Париже, в 1786 году, и я могу сказать…
— Замолчите! — резко оборвал его кардинал. — Никто здесь не требует от вас разоблачений! Я Готье де Шазей, кардинал Сан-Лоренцо, крестный отец вашей опекаемой. Богу было угодно, чтобы я оказался тут в нужный момент и расставил все по своим местам. Теперь все выяснилось, и мы больше не желаем слышать об этом… Сударыня, — добавил он, обращаясь к графине, которую появление Жоливаля привело в ужас, — вы можете вернуться к себе. Полковник Иванов ждет вас. В течение часа он получит инструкции, а вам остается упаковать свой багаж… но если вы действительно хотите жить тихо и мирно, постарайтесь не доходить до подобных… ребячеств. Вам выделят средства на жизнь…
— Я обещаю, ваше преосвященство… Простите меня!..
Она с робостью приблизилась к нему и, с трудом став на колени, с умоляющим видом склонила голову.