Марианна промолчала. Она поняла, что эти слова адресовались не ей. В эту минуту Наполеон забыл о ней, озабоченный новой проблемой, поставленной этим письмом. Он говорил сам с собой, и если бы она рискнула ответить, то непременно услышала бы грубый окрик. Тем временем врач поднялся.
– Можно перенести раненого в постель, сир, – сказал он. – Я окажу ему самый лучший уход.
– Хорошо! Но постарайтесь, чтобы он поскорее был в состоянии говорить и слышать. У меня есть к нему некоторые вопросы…
В то время как слуги под руководством врача осторожно укладывали Ледрю на носилки, Марианна подошла к Императору, который с письмом в руке, вероятнее всего, собирался идти в свой кабинет.
– Сир, – спросила она, – не разрешите ли вы мне сейчас пойти узнать новости об этом раненом?
– Ты боишься, что за ним будут плохо ухаживать? – сказал Наполеон полусердито-полушутливо. – Уверяю тебя, что моя медицинская служба действует безукоризненно…
– Дело не в этом. Меня беспокоит его состояние… потому что я знакома с ним.
– И с ним? Вот это да! Ты, видно, вроде Талейрана, который близко знаком со всей Европой? Может быть, ты скажешь мне, где познакомилась с этим мальчиком, только что прискакавшим из Испании, тогда как ты прибыла из Англии?
– Именно там: в Англии. Я познакомилась с ним в Плимутском заливе, бурной ночью на борту судна Никола Малерусса: он убежал с понтонов. Это был один из моряков Сюркуфа, и мы вместе попали в плен к береговым пиратам.
Наполеон поморщился. Видимо, в этой истории ему не все было ясно.
– Я вижу, – сыронизировал он, – вы старые товарищи по оружию! Но что я хотел бы знать, это как он оказался среди драгун, твой друг? На море бои идут непрестанно, и Сюркуф более чем когда-либо нуждается в людях. Добавлю также, что все моряки обожают его и предпочтут потерять руку, чем покинуть его. Тогда почему этот оказался на земле? У него морская болезнь?
Марианна уже пожалела, что заговорила. Язвительный тон Наполеона не предвещал ничего хорошего, и, кроме того, у нее появилось ощущение, что он совершенно не верит ей. Но теперь уже слишком поздно отступать. Надо идти до конца.
– Он обожал Сюркуфа, действительно, но он гораздо больше любил Императора, – начала она осторожно, спрашивая себя, может ли она рассказать, не поднимая бури, об эпизоде в «Золотом Компасе» и особенно об унизительном происшествии в риге…
Откровенно говоря, она не предполагала, что он обрушит на нее град вопросов, и, пытаясь придумать продолжение своему рассказу, умолкла, ожидая сухое: «Это недостаточное объяснение», или что-либо в этом роде. Однако, к ее величайшему удивлению, угрожающие складки на императорском лбу разгладились, и на губах Наполеона расцвела снисходительная улыбка.
– Они все такие! – сказал он с удовольствием. – Ладно, душенька, иди к своему товарищу по бегству, я разрешаю. Юный Сен-Жеран – дежурный паж – проводит тебя. Но не забудь об ужине! До скорого свидания.
Через несколько мгновений он, к великому облегчению Марианны, исчез. Молодая женщина услышала его быстрые удаляющиеся шаги по галерее. Она не могла удержать вздох удовлетворения. Волнение еще не улеглось, и, чтобы лучше собраться с мыслями, она присела и стала обмахиваться номером «Монитора», лежавшим на столике. К тому же она вовсе не торопилась к Ледрю. Прежде она хотела хорошо обдумать, что сказать ему.
В сущности, ничего не обязывало ее к посещению этого юноши, с которым не связывались никакие приятные воспоминания. Если она не пойдет к нему, он, может быть, подумает, придя в себя, что стал жертвой заблуждения и ему привиделось ее внезапное появление… Но, вспомнив о его характере, она отбросила эту мысль. Хотя он был суеверным, как истый бретонец, Ледрю не мог особенно верить в галлюцинации. По меньшей мере, он спросит у врача, была ли женщина в зеленом возле Императора видением или реальностью. И кто может утверждать, что, узнав правду, он не решится на какое-нибудь безумство, чтобы вновь увидеть ее? Безумство, из-за которого Марианне придется давать гораздо более подробные объяснения, чем только что… Нет, она правильно сделала, попросив разрешения проведать раненого. Таким образом, у нее были все шансы поладить с ним и покончить с этим недоразумением, не посвящая в него Императора.
Приняв такое решение, Марианна накинула на плечи кашемировую шаль и пошла попросить Сен-Жерана проводить ее к ложу раненого.
Паж, убивавший время на галерее, разглядывал часовых, которые прохаживались по снегу, надвинув до бровей медвежьи шапки, услужливо встретил Марианну.