Последние отзывы

  124  

– Сама базилика еще хуже, если только это возможно: ее делят между собой семь общин, которые ею распоряжаются, поддерживают в ней порядок... и отчаянно ее друг у друга оспаривают, – сказал Адальбер.

– Как можно было такое сделать! И, раз ты знал обо всем этом заранее, почему не остановил меня?

– Потому что тебе только полезно было подняться по Скорбному пути, но, если ты хочешь спокойно помолиться, давай спустимся к церкви Святой Анны. Этот храм построили крестоносцы, и он самый красивый, а главное, самый строгий из всех здешних храмов и лучше всего подходит для мистических устремлений...

– Но он ведь, наверное, тоже принадлежит каким-нибудь монахам?

– Монахам – да, но не «каким-нибудь»! Белым отцам, в числе которых был и Шарль де Фуко!

И Альдо отправился молиться в церковь Святой Анны.

Как бы медленно ни тянулись часы, но все-таки пришло время собираться на назначенную раввином встречу. И Альдо с Адальбером неторопливо, словно вышли прогуляться, первый – покуривая сигарету, второй – сигару, направились к Старому городу. Они медленно брели по переулкам, освещенным газовыми фонарями у дверей лавочек, потом вышли за старые укрепления, спустились к развалинам города Давидова и наконец добрались до древней мечети, заключавшей в себе водоем, у которого Иисус исцелил слепорожденного. Давно стемнело, кругом царили непроглядный мрак, тишина и покой, от которого становилось даже немного не по себе. Где-то вдали часы пробили одиннадцать раз...

Подойдя к водоему, Альдо негромко окликнул:

– Вы здесь?

Никто не отозвался, но внезапно ему показалось, будто он что-то увидел.

– Адаль, дай скорее фонарь!

И тогда в тонком луче света обозначилось то, что он боялся увидеть: на гладкой поверхности воды чуть покачивалось тело человека, а рядом с ним – упавшая с его головы черная шляпа. Тело раввина Абнера Гольберга. И кинжал, которым его убили, все еще торчал из раны на груди...

Ноги у Альдо подкосились, и он упал на колени, раздавленный этим новым ударом судьбы, означавшим для него такие страшные последствия. Он слишком хорошо помнил, что было сказано в письме, полученном в тот вечер, когда похитили Лизу: на случай, если Гольберг не явится лично, чтобы освободить княгиню, сторожам отдан приказ ее убить. А Гольберга самого только что кто-то зарезал...

Адальбер тоже мгновенно оценил весь ужас положения, в котором они оказались, но он не растерялся. Бросившись к Альдо, он заставил его подняться на ноги:

– Пойдем! Надо отсюда сматываться, и поживее! Тот, кто это сделал, вполне способен послать сюда полицию, чтобы свалить на нас убийство. Лучше мы сами туда сообщим...

– Но как же Лиза? А если она была здесь?

– Если она была здесь и ее снова похитили, нам тем более понадобится помощь!

– Ты прав, нам нельзя терять ни минуты...

– И все же вам придется уделить мне еще немного времени, – произнес насмешливый голос, который ни тот, ни другой не осмеливались узнать, до такой степени невероятно, неправдоподобно он здесь прозвучал...

Тем не менее это действительно была достопочтенная Хилари Доусон. Она внезапно появилась у них перед глазами, преспокойно спустившись по лестнице с железными перилами, соединявшей площадку с водоемом и окружавшую ее террасу, над которой поднимался древний минарет. Но если она ждала, что хоть кто-нибудь из них вскрикнет от удивления, увидев ее, то просчиталась: ни тот, ни другой ей этого удовольствия не доставили.

– Я так и знал, что она окажется мразью! – презрительно бросил Морозини.

– Зря я не посчитался с твоим мнением, – отозвался Адальбер, но Альдо услышал в голосе друга легкую дрожь, выдавшую его боль. И Альдо тем труднее было это перенести, что за спиной англичанки внезапно показались два вооруженных до зубов араба, и еще несколько появились из арок, расположенных на уровне водоема. К тому же среди этих людей были двое сыновей Халеда, иными словами – убийцы набатеянки.

Тем временем голос, который умел, когда надо, быть таким нежным, продолжал звучать:

– Вам следовало бы получше скрывать свою радость от нашей встречи, господа! Особенно вам, дорогой Адальбер! Вы могли бы с большей элегантностью признать свое поражение. Мне-то казалось, вы хороший игрок.

– А я считал вас настоящей леди! Но вы оказались убийцей и едва ли стоите веревки, на которой вас повесят! Ведь именно вы убили этого несчастного, не так ли?

– Зачем, по-вашему, мне самой пачкать руки? Ведь Али и Карим так ловко управляются с кинжалом! Этот несчастный, как вы его назвали, – хотя, по-моему, вы чересчур снисходительны к нему! – был убит на расстоянии, одним броском, но зато прямо в сердце.

  124