Особенно,... 
91 
Лорнет повис, покачиваясь, на своей тонкой золотой цепочке, и почтенная дама, приподняв красиво изогнутые брови, испытующе взглянула на Альдо:
– В самом деле? В таком случае я хотела бы убедиться в этом лично: послезавтра я устраиваю благотворительный вечер в пользу этих несчастных, мы пришлем вам приглашение. Где вы живете?
– На улице Альфреда де Виньи, у моей двоюродной бабушки маркизы де Соммьер...
– О, так мы соседи! Мы будем рады видеть вас, князь!
Наконец-то она произнесла титул, на что Альдо уже перестал надеяться. И одновременно с этими словами на прекрасном и высокомерном лице принцессы расцвела самая обворожительная улыбка, какую только можно себе представить.
– Ну вот, дело сделано, – с удовлетворением произнес Вобрен, как только они отошли на некоторое расстояние. – Мне кажется, мы хорошо поработали...
– А ты тоже там будешь, на этом... вечере?
– Нет, дорогой мой! Во-первых, меня не приглашали, а во-вторых, в мои намерения совершенно не входит выкладывать целое состояние всего-навсего за концерт, пусть даже и очень хороший, и за ужин. Ну, а тебе я желаю хорошо поразвлечься... Только не забудь, я надеюсь, что ты до отъезда еще успеешь пообедать или поужинать со мной!
Возвращаясь домой, то есть к тетушке Амелии, Альдо на минутку задержался у привратника, чтобы позвонить Адальберу; маркиза, которая не могла смириться с тем, чтобы ее вызывали звонком, словно прислугу, по-прежнему отказывалась допустить в свои покои это «варварское устройство», а ему необходимо было рассказать другу о последних событиях. Но его ждало разочарование: дома он застал только Теобальда, который довольно кислым тоном сообщил, что Адальбер «ушел пить чай с леди Доусон и вернется не скоро»! Верный слуга явно невзлюбил англичанку, Альдо готов был в этом поклясться. Развеселившись, он доставил себе удовольствие, сделав Теобальду легкое внушение:
– Послушайте, Теобальд, только не пытайтесь меня уверить, будто вы не разбираетесь в английских титулах. Надо говорить так: достопочтенная Хилари Доусон, а вовсе не леди Доусон, поскольку эта девушка – всего лишь дочь лорда, а титул леди принадлежит ее здравствующей матери.
Из груди Теобальда вырвался бурный вздох, заполнивший телефонную трубку шумом и треском.
– Вы правы, ваше сиятельство, но эта иллюзия все-таки служила мне некоторым утешением. С тех пор как месье вернулся, я только и слышу, что об этой даме. А если он о ней не говорит, то без конца названивает ей по телефону. Боюсь, у него это серьезно...
– Подождите так расстраиваться, Теобальд. Месье пока что не женился.
– Ваше сиятельство, вы так добры, что утешаете меня, я от всего сердца благодарю вас. Мне что-нибудь передать месье?
– Да. Скажите ему, что послезавтра я встречаюсь с интересующей нас особой. Позже я ему перезвоню.
Войдя в назначенный час в роскошный, сияющий всеми своими ярко освещенными окнами особняк на улице Монсо, Морозини подумал, что никакой войне не удастся уничтожить роскошь и элегантность, свойственные лучшим французским домам. Принц и принцесса – он немного бледный, но улыбающийся, она – великолепная в черном кружевном платье и с чудесными старинными драгоценностями – встречали гостей приветливо, что ничуть не умаляло их вполне королевского величия. Особенно сильное впечатление производила принцесса Сесилия. С тех пор как ее сын Наполеон в 1916 году пал смертью храбрых, она не снимала траура, и глухой оттенок ее черных платьев не только подчеркивал ослепительное сияние ее бриллиантов, но и оттенял нежную прелесть блондинки, о которой никак нельзя было сказать «со следами былой красоты»... Сверкнув кольцами, принцесса протянула недавнему сопернику руку безукоризненной формы, над которой тот почтительно склонился, затем представила его своему супругу и пригласила пройти в бальный зал, где была устроена импровизированная сцена. В этот вечер там должны были звучать прославленный шаляпинский бас и чернояровские балалайки.
В большой зал, где каждая мелочь несла на себе отпечаток двух империй – принцесса Мюрат и впрямь была первой дамой имперского мира на территории своей страны, – медленно стекалась значительная часть того, что обычно подразумевается под словами «весь Париж», иначе говоря – те, кто мог заплатить огромные деньги за право усесться на один из бесчисленных позолоченных стульчиков. Только в первом ряду стояли кресла, предназначавшиеся для наиболее знатных гостей и располагавшиеся по обе стороны от места хозяйки вечера, великой герцогини Гогенбург-Лангенфельс, которая, несомненно, должна была прибыть последней.
91 
