Кто мог себе представить, что этот невысокий человек тридцати шести лет, всегда так тщательно одетый, прекрасный муж и отец – кстати, благородного происхождения со стороны матери! – любитель хорошего застолья и маленьких салонов, вел двойную игру, проповедовал ненависть, а после смерти королевы искал пути сохранения своих приобретений? Умный и прозорливый Эбер прекрасно понимал, что террор не будет продолжаться вечно, и поэтому надо предусмотреть себе возможные пути для отступления. Вывезти ребенка из Тампля, спрятать его в надежном укрытии – это будет самой надежной гарантией благополучия в старости…
В 1791 году он женился на воспитаннице монастыря Консепсьон-Сэн-Оноре Марии-Франсуазе Гупиль, нормандке из Алансона, как и он сам, и, без сомнения, внебрачной дочери одного из самых доблестных генералов революции Алексис Ле Венер, виконт де Карруж, вносил за нее плату в монастырь до самого ее замужества. Он был родственником бальи де Сэн-Совера.
Мария-Франсуаза Эбер была добропорядочная республиканка, но втайне от всех верна своей религии. Поэтому, распространяя среди женщин новые идеи, она, как воспитанница монастыря, всегда использовала в своих воззваниях цитаты из Евангелия. Это привлекло к ней внимание одного из самых знаменитых конспираторов того времени, барона де Батца, потомка рода д'Артаньянов, изворотливого финансиста, с душою темной, но решительного в действиях, который был посвящен в заговор по спасению королевской семьи Именно он – Батц, человек-миф, Протей, как его называли, всегда вынужденный притворяться, пытался освободить Луи XVI по дороге на гильотину и его семью, заключенную в Тампле; именно он вместе с шевалье де Ружвилем благословил известный «Заговор Гвоздик» чтобы похитить королеву из Консьержери! 7
Эбер прекрасно знал, что существует некий дворянин готовый на все ради реставрации королевской власти и предпринимающий всевозможные усилия, чтобы сгноить революционных главарей (С июля 1793 года маленький король, оторванный от своей матери, был доверен сапожнику Симону и его жене.). Мария-Франсуаза сама не была знакома с Батцем, которому под видом некоего аббата Алансонского, человека без злых умыслов и с нежной душой, удавалось тщательно скрывать свои истинные чувства Именно этот порядочный человек и служил связующим звеном между Эбером и теми, кто решил любой ценой вызволить из тюрьмы сына Луи XVI и Марии-Антуанетты.
Душой этого предприятия была одна достаточно богатая англичанка. Ее звали мадам Аткинс. Урожденная Шарлотта Уэлпоул, она была в прошлом театральной актрисой и будучи приближенной к королеве Марии-Антуанетте, питала к ней почти фанатичную преданность. Однажды ей удалось проникнуть в карцер в тюрьме Консьержери, где была помещена боготворимая ею королева, и предложила ей поменяться одеждой, и готова была занять ее место не только в тюрьме, но и на эшафоте. Королева, разумеется, отказалась, но заклинала свою преданную подругу спасти жизнь ее сыну и «никогда не передавать его в руки родственников (братьев короля) поскольку они не желали ничего так сильно, как его смерти».
Безграничная свобода, которой пользовались в Париже англичане и американцы до самой осени 1793 года, позволила Шарлотте Аткинс подготовить задуманный план. Тем более что время от времени она была вынуждена ездить к себе домой в Англию, где имела возможность поддерживать связи с маркизом де Фротте и с бретонским адвокатом Ивом Кормье, очень разбогатевшим после своей женитьбы, его дом находился за оградой Тампля. Именно он и эта англичанка давали деньги, предназначавшиеся Эберу и для подготовки похищения, которое, кстати готовилось с величайшей тщательностью.
Что в конце концов ему прекрасно удалось. Прим. авт.видимо, для того, чтобы они сделали из него «настоящего республиканца». Весьма странная смена образа жизни для маленького восьмилетнего мальчика, который воспитывался в Версале у обожающей его матери, среди двора и большого количества женщин, всегда предупредительных, услужливых и страстно желающих ему понравиться! Хотя жена Симона, которая была очарована мальчиком и сразу же к нему привязалась всем сердцем, всячески заботилась о нем, но общение с таким человеком, как его новый «гувернер», ничего, кроме ужаса, не смогло у него вызвать. Его научили ругательствам, брани и другим словам, значение которых он так и не смог понять. Его даже заставляли пить вино до тех пор, пока у него не начинали путаться мысли. Если бы он оставался там дольше, его бы превратили в законченного проходимца! К счастью, сапожнику не хватило времени продолжать это образование, хотя он был очень горд достигнутыми результатами!