После взятия старой тюрьмы во Франции случались прискорбные приступы крестьянской ярости, от которых пострадали многие замки – эти Бастилии местного масштаба! Их обитателей мучили, иногда даже убивали, сжигали архивы и голубятни, если не саму усадьбу со всем, что в ней было. Однако в Нормандии только Вир, Фалез, Алансон и Домфрон были поражены эпидемией.
В Котантене все прошло как нельзя лучше, за исключением Шербурга, жители которого начали обвязывать друг друга трехцветными лентами до того, как заметили отсутствие и дороговизну хлеба. В результате вечером 21 июля 1789 года произошел бунт. Были весело разграблены дома нескольких богатых, коммерсантов. Сначала пострадал дом мэра, господина де Гаранто, мебель и различные предметы из его особняка на Троицкой 1 улице были уничтожены или украдены, в том числе около сотни горшочков смородинного желе, которое англичанка Бетси, экономка старого холостяка, заканчивала готовить. К счастью, кровопролития не было благодаря военному коменданту генералу Дюмурье. Он предпочел дать приступу лихорадки утихнуть самому и отказался ввести войска. К тому же Дюмурье был занят формированием национальной гвардии, командиром которой он был бы, естественно, сам. Дворянство и крупная буржуазия не могли ему простить ущерб, причиненный их жилищам.
Однако на следующий же день Дюмурье отдал приказ арестовать главарей – как будто специально почти все оказались не местными! Наказание было суровым: двое были приговорены к смертной казни, остальные– к галерам, хлысту, клейму и тюрьме. Единственный арестованный житель Шербурга был сослан. Все было сделано законным путем, и народ рукоплескал, поскольку сам не пострадал от этого. В Шербурге восстановился порядок, и город занялся подготовкой к своим первым муниципальным выборам. Перспективы были самые радужные, но господин де Гаранте не стал добиваться полномочий: старому холостяку не следовало знаться с людьми, способными наброситься на его банки с вареньем, – и он предпочел покинуть Шербург вместе со своей экономкой-англичанкой.
Эти события повергли в ужас молодую госпожу Тремэн. Гийом же, посожалев о случившемся, с чисто нормандской мудростью пришел к выводу, что нельзя сделать омлет – его любимое блюдо, – не разбив нескольких яиц. Франция вот-вот должна была произвести на свет конституционную монархию, которая не позволила бы больше вернуться к злоупотреблениям прежнего режима и была бы, вне всякого сомнения, лучшей формой правления для нее. Что касается выбора крестного отца для Адама, то хозяин Тринадцати Ветров решил этот вопрос со свойственной ему категоричностью:
– Ингу тем более будет рад согласиться, что его кумой станет госпожа де Бугенвиль. Я думаю, что она великолепно представит всю аристократию: некоторым образом эта пара – символ нового мира!
«Во всяком случае, странная пара», – думала Агнес, следуя за ней по пути в церковь. Будучи плохо подобранной, ей удавалось тем не менее выглядеть достаточно гармонично, из-за природной элегантности, разумеется!..
Ее собственная рука покоилась на руке Бугенвиля, который, когда не говорил о себе самом, умудрялся подбирать весьма изысканные комплименты. Конечно же, искренние, так как в этот день Агнес ощущала себя красавицей. Платье из плотного бледно-голубого атласа под цвет несколько загадочного оттенка ее глаз очень шло ей. Обвивавшая ее лента стягивала талию, которая могла бы быть талией совсем молоденькой девушки, а не матери двоих детей. Большой платок из белого муслина с оборками окутывал ее плечи и сходился на поясе под букетиком бледных роз, приколотых под прелестным декольте. Такие же розы украшали большую соломенную шляпу, покоившуюся на густых черных и блестящих волосах, высоко приподнятых над большим лбом, на котором тонкие брови, казалось, были нарисованы тушью по коже, имевшей матовую белизну лепестка камелии. В этой прекрасной молодой женщине, незаметно расцветшей из-за материнства, мало что осталось от «дикой кошки», которую Гийом Тремэн приметил в один прекрасный вечер в Валоньи. Разве только нервозность и тревожное выражение, появлявшееся слишком часто в ее взгляде.
Только что, когда она появилась в салоне, Тремэн сделал комплимент своей жене за ее элегантность и красоту. Однако Агнес только наполовину была удовлетворена этим: она предпочла бы словам один из этих пылких взглядов, которые заставляли гореть рыжеватые глаза ее супруга и который за последние три года она встретила лишь один раз: в тот августовский вечер прошлого года, когда был зачат Адам. Долгое время до этого Гийом не дотрагивался до нее…