Рядом была только Катрин, которая боролась в надежде, что ему удастся выздороветь, но которая не осмеливалась сделать для этого единственно нужную вещь: пойти за помощью, хотя с каждым днем она становилась все более необходимой. Без сомнения, Катрин немного опасалась этого огромного черного дьявола, лицо которого озлоблялось, когда ему казалось, что она вкладывает слишком много доброго участия в свою заботу о раненом, или когда она требовала, чтобы он помог ей сменить повязки на его сломанных ногах. Безусловно, Николя был ревнив. И поэтому Гийом старался не замечать слишком нежной руки или сочувственного взгляда, чтобы по крайней мере ей не пришлось бы страдать, когда его здесь не будет.
Наступил декабрь, и пришло время, когда можно было считать, что сломанные кости уже срослись. Катрин удалила странные многочисленные приспособления, которые были устроены вокруг его ног, чтобы обеспечить их неподвижность. Про себя она называла его теперь не иначе, как дорогой месье Гийом. Страстно желая поставить его на ноги и отказываясь признавать, что раненый еще слишком слаб, чтобы суметь самостоятельно поддерживать свое тело в вертикальном положении, она заставила Николя соорудить длинные костыли. Она была убеждена: почувствовав, что может держаться на ногах, Гийом воспрянет духом и приобретет новые силы. Николя сделал то, что она просила, но, отдавая их ей, он сопроводил свой подарок издевательским смешком:
– Вот, пожалуйста, чтобы доставить тебе удовольствие. Но он не сможет ими воспользоваться! Ты же видишь, от него остались только кожа да кости,– он не сможет встать.
Так и случилось. Гийом сидел на своем тюфяке, свесив ноги на пол и прислонившись спиной к стене, затем, схватившись одной рукой за толстую палку и опершись другой на плечо Совы, он попытался выпрямиться, но, взвив от боли, вновь упал на свою кровать, тяжело дыша и истекая потом. Исчерпав все свои сипы, он не смог удержать слез.
– Ну, что я тебе говорил? – равнодушно прокомментировал Николя. – Оставь его и возвращайся к себе!
– Как ты можешь быть таким отвратительным? Нет, я не уйду, а если ты заставишь меня, то знай, здесь ты меня больше никогда не увидишь!
– Лучше убей меня сейчас, – прошептал Гийом, – я знаю, что мое состояние ужасно, но я могу протянуть еще долго.
– Я никуда не тороплюсь. И потом, я думаю, долго ждать не придется.
Последующие события, казалось, подтверждали его правоту.
Зима на полуострове обычно бывала мягкая. Но в тот год она свирепствовала как никогда: шли обильные затяжные дожди, холодные ветры иногда приносили даже снег, по лесу бродили обезумевшие от голода волки. Было холодно, мокро, и над болотом, которое стало почти бесконечным, повис густой туман. Люди, живущие на тесном пространстве затерянного среди болот островка, не различали ближайших деревьев. Ощущение было такое, что они плывут по небу вместе с облаками. Тем не менее Николя время от времени ходил рыбачить или на охоту: это было необходимо, чтобы питаться. Он уезжал на лодке, уверенный в своих компаньонах: вода охраняла их так же хорошо, как и он сам. Когда он возвращался, в хижине всегда было тихо; Катрин сидела рядом с Гийомом, руки ее занимались починкой белья, чистили рыбу или готовили настойки. Николя не догадывался, что только его отсутствие дарует пленнику несколько минут спокойствия, даже нежности. Этой милой девушке, упрямо пытающейся разбудить в нем желание жить, Гийом рассказывал о своей прошлой жизни. Правда, он не касался Тринадцати Ветров и своей семьи, но зато с удовольствием рассказывал о своих друзьях, особенно из Варанвиля. То беспомощное состояние, в котором он находился, часто воскрешало в его памяти образ Розы, с ее необузданной жизненной силой, ее благородным сердцем, постоянной заботой о людях. Она окружала ею всех, кто был рядом с ней, и лучше, чем кто-либо другой, владела искусством возвращать улыбку тем, кто волею судьбы ужал на самое дно пропасти отчаяния.
– Если бы я мог позвать кого-нибудь на помощь, я бы обратился именно к ней. Она всегда готова прийти по первому зову.
– А почему не к своей жене? Наверное, мадам из Тринадцати Ветров давно беспокоится о вес?
– Мадам из Тринадцати Ветров больше не хочет меня видеть. Она бы хотела, чтобы я никогда не вернулся, и от нее я ничего не дождусь. Не пытайся помять нечему, малышка Катрин, и не проси меня ничего объяснять. Для меня это слишком сложно сейчас.
– Может… эта мадам Роза… Вы, видно, ее любите, и ваша жена вас подозревает?