126 
Это не было вопросом. Просто провозглашением истины, против которой Язон не мог восстать. Он молча позволил матросу уйти, но черты его еще больше исказились. Некоторое время он, похоже, колебался, посматривая на молодую женщину, которая теперь повернулась к нему спиной, чтобы он не видел наполнивших ее глаза слез. Последняя обида задевала не только гордость, но и любовь. Ревность мужчины не все оправдывает, и подобные оскорбления оставляют кровоточащие борозды в сердце.
Отчаянно хлопнувшая дверь дала знать, что Язон ушел и никто не явился, чтобы запереть эту дверь с вырванным замком, однако даже это не было утешением… Теперь, когда он объявил ей приговор, Язон, должно быть, считает бесполезным держать ее взаперти. Кроме того, что плывущий в открытом море корабль представлял собой вполне надежную тюрьму, он прекрасно знал, что Марианна не имела ни малейшего желания покинуть его, что она страшилась момента, когда из моря появятся благородные линии афинского горизонта, момента безвозвратного расставания, ибо она решила твердо, несмотря на свое горе, или из-за него, не говорить больше ни слова в свою защиту. Недостойное обращение с Жоливалем и Гракхом запрещало ей это!
Медленно тянулся день, который она проводила наедине с Агатой. Один Тоби, принесший им еду, переступил через порог каюты, но старый негр казался таким же подавленным, как и обе женщины. Его покрасневшие глаза свидетельствовали, что он плакал, и когда Агата осторожно спросила его, что случилось, он только с печальным видом покачал головой и прошептал:
– Масса хозяин все то же и то же!.. Он квутиться по палубе всю ноць, как больной волк, а днем никого не узнавать…
Больше из него не удалось ничего вытянуть, но, судя по признанию такого преданного слуги, Язон сильно страдал, и Марианна с тревогой подумала, что разоблачение ее положения дало волю низменным силам корсара, которые возмутили даже тех, кто знал его с детства.
К счастью, микстура Лейтона, которую молодая женщина принимала небольшими дозами, продолжала свое благотворное действие. Избавившись от мучительной тошноты, Марианна в утешение получила хотя бы возможность трезво рассуждать. Настолько даже, что она всю ночь не сомкнула глаз. Вытянувшись на койке, с широко открытыми в зыбкую темноту глазами, она считала все отбиваемые колоколом четверти, подчиняя их ритму свои печальные мысли.
В своем углу Агата тоже почти не спала. До ее хозяйки долетали обрывки молитв и всхлипывания.
Такими встретила их заря, бледными, осунувшимися, одна другой лучше…
Хотя дверь и не заперли снаружи, Марианна не решилась выйти. Она боялась вызвать своим появлением новый приступ гнева у Язона, гнева, с непредсказуемыми последствиями которого она уже была знакома. Один Бог знает, до чего он тогда дошел бы, не вмешайся Жоливаль с Гракхом! Благоразумие советовало ей оставаться у себя.
Но когда Тоби, заметно испуганный и дрожащий с головы до ног, появился с блюдом, на котором все подпрыгивало, Марианна забыла свои благие намерения, узнав, что произошло: ночью Калеб пытался убить доктора Лейтона. Он приговорен к сотне ударов на глазах всего экипажа.
– Сто ударов? Но он умрет от этого! – воскликнула Марианна, внезапно похолодев.
– Он квепкий, – промямлил Тоби, отчаянно вращая белками, – но сто удавов – это много! Конецно, он хотел убивать доктова, но масса Язон никогда не высекал бицом бедных негвов!
– В конце концов, Тоби, это невозможно, чтобы он хотел убить доктора! У него нет никаких оснований для этого!..
Тоби покачал своей ворсистой головой, и Марианна обратила внимание, как посерело от страха, очевидно, его лицо.
– А может, есть! Доктов плохой целовек. Как он пвишел на ковабль, все идет квиво-косо. Натан сказать, он дового пводавать Калеба на базаве в Канди.
– Ты говоришь, что доктор хочет продать Калеба? Но господин Бофор взял его к себе, спас, несмотря на то, что он был беглым рабом! Он никогда не согласится продать человека, который ему доверился!..
– Новмально нет! Но масса Язон больше не новмальный! Он совсем изменился. Плохие дни пвишли для нас всех! Госпожа! Добвые ввемена концились из-за этого узасного доктова Лейтона!
Волоча ноги, втянув голову в плечи и вытирая слезы рукавом своей белой куртки, Тоби направился к двери. Горе старого негра было глубоким и трогательным. Бесконечно тяжело видеть человека, которого он любил и обслуживал всю жизнь, превратившимся вдруг в какого-то безжалостного дикаря. Может быть, он даже опасался за себя… Марианна окликнула его на выходе.
126 
