Последние отзывы

  37  

– Что ни говорите, а все-таки она дочь дю Амеля! – заметила приблизившаяся к ним Леонарда. – И вы правильно сделали, что посоветовали мадам Мадлен хранить молчание о ваших родственных связях. Мне кажется, что она не обрадовалась бы, узнав, что вы ее сестра. Что же до вас, моя голубка, ваши сожаления пройдут так же быстро, как и пришли. Ваша судьба не здесь.

– Я знаю. Мне просто захотелось посмотреть в последний раз на эти места, которые я больше никогда не увижу. Даже если однажды я вернусь жить в Бургундию, что вполне возможно.

Месть свершилась, и Фьора имела много времени, чтобы поразмышлять умом и сердцем о том, как разыскать своего супруга. Ее продолжал мучить вопрос: неужели для того, чтобы увидеться с ней вновь, несмотря на договор, заключенный с Франческо Бельтрами, Филипп вернулся, изменив внешность, в город, где правили Медичи? А это было гораздо важнее, чем ревность сводной сестры, с которой ничего ее не связывало.

Она решительно развернула лошадь, чтобы продолжить путь, и запретила себе даже в мыслях возвращаться в Бревай, пожелав своей бабушке обрести хоть немного истинного счастья рядом с дочерью Рено дю Амеля. Стояла хорошая погода, ей не было еще и восемнадцати лет, и она страстно любила человека, чье кольцо висело у нее на груди под платьем. В эту минуту мысли ее вдруг обратились к безжалостному герцогу Бургундскому. Почему бы богу не наказать его так, как он наказал Пьера де Бревай? Слухи, доходившие до Фьоры, свидетельствовали о трудностях Карла Смелого – у него появился легион врагов, желавших его погибели: швейцарцы, немецкие владыки, герцог Лотарингский и в особенности французский король, о котором обоснованно говорили, что он был самым хитрым из всех дипломатов и, может быть, самым сильным из всех этих врагов. Люди осмеливались говорить, что ненависть между Людовиком и Карлом Смелым закончится только лишь тогда, когда один из них умрет. И к этому загадочному монарху, мнение о котором менялось в зависимости от тех людей, что говорили о нем, они с Деметриосом направляли свой путь. Фьора уговорила Деметриоса кое-куда заехать по дороге.

Они остановились сначала в Боме, в гостинице, расположенной недалеко от главного госпиталя. Там они отдохнули душой и телом: простыни были тщательно выглажены, кухня отличалась разнообразием, а виноград, обвивавший его стены, давал свежесть. После поданного им ужина, который они съели в комнате Фьоры и Леонарды при открытых окнах, выходящих на крыши Центрального рынка, Деметриос спросил у хозяина, мэтра Бодо, какая дорога вела в Париж.

Чтобы рассеять подозрения этого человека, который, будучи достойным слугой герцога Карла, стал косо посматривать на людей, собиравшихся ехать в столицу «гнусного короля Людовика XI», Деметриос поспешил уточнить, что они ехали к кузену, торговцу сукном на улице Ломбардцев. Успокоившись, Бодо сказал ему, что лучше было ехать через Дижон и Труа в Шампань.

– Говорят, – заметил мэтр Бодо, – что после разрыва договора войска короля Людовика атаковали наши земли и дошли до Оксерра, где они опустошают, разрушают, грабят и сжигают все, что попадается им под руку. Так поступают только плохие люди, – добавил он, – потому что король хорошо знает, что герцог Карл – да храни его бог! – закончил осаду Нейса.

– Город пал? – спросила Фьора, знавшая, как обстоят дела, но продолжавшая играть до конца роль недавно прибывшей иностранки.

– И да, и нет. Он открыл ворота перед легатом его святейшества папы Сикста. Нет ни победителя, ни побежденного, но наш герцог все же потерял много людей и немало золота. Воспользоваться этим просто бесчестно!

– Вы так полагаете? – спросил Деметриос с невинным видом. – Фламандские торговцы, которых мы повстречали по дороге сюда, сообщили нам, что герцог, оставив армию позади себя, направлялся ускоренным маршем в свои фландрские владения, чтобы объединить там государства и чтобы встретиться в Кале со своим союзником, королем Англии. Вместе они намеревались начать завоевание Франции. Он даже хотел короноваться в Реймсе.

– Английский король – брат герцогини, – ответил с достоинством Бодо. – Он и монсеньор могут встретиться без всяких злонамерений по отношению к Франции. Но у людей такие злые языки...

Деметриос положил конец возмущению этого человека, заказав ему кувшинчик его лучшего вина. Когда его подали, он обратился к своим друзьям:

– Дорога намечена. Надо ехать по направлению к Дижону, не заезжая в город. Мы объедем его, чтобы попасть на дорогу на Труа, на севере.

  37