— Ты стала любопытной?
Я поднимаюсь и беру счет.
— Ты что, уходишь?
— Да, но сначала заплачу.
Паллина немного разочарована.
— Мы еще увидимся в ближайшие дни или ты сразу уедешь?
— Нет, я остаюсь.
— Дай мне свой телефон, я тебя найду.
— Я не знаю номер на память.
Паллина смотрит на меня и строит смешную рожицу. Она кривит лицо с одной стороны и смотрит сквозь прищур. Она стала симпатичнее, повзрослела. И я очень ее люблю. Но ничего тут не поделаешь. Она мне не верит.
— Ну, давай, я сам тебе позвоню. Или позвони мне домой, я живу у брата. Номер все тот же.
Она успокаивается. Встает и целует меня:
— Чао, Стэп. С приездом.
И идет к своим друзьям.
8
Мотоцикл заводится с полоборота. Аккумулятор зарядился нормально. Первая передача, вторая, третья. Через минуту я уже под акведуком Корсо Франча. Тут кое-что приходит мне на ум, и я поворачиваю обратно. Такой девушке, как Ева, это должно понравиться. Но, главное, мне это нужно самому. Пять минут спустя. Корсо Франча, пьяцца Эуклиде, аллея Париоли. Дешевые рестораны и машины, припаркованные в два ряда. Элегантные господа, делающие вид, что они оставили машину на стоянке; похоже, это поляки с трудом изъясняющиеся по-итальянски. Дама, едва научившаяся водить автомобиль, пытается сделать некий маневр, чтобы припарковать машину. Ей кажется, что у нее получилось. На самом деле, она полностью перегородила проезд. Ребята и девчонки, вышедшие из бара подышать свежим воздухом, стоят прямо на дороге. Я быстро объезжаю машины, несусь к площади Унгерия. Сворачиваю направо, потом налево, доезжаю до зоопарка. Отель «Вилла Боргезе». Паркую мотоцикл и, с пакетом в руках, иду к дверям.
— Добрый вечер… — Блин! Из головы вылетело. Я же не знаю ее фамилию. — Добрый вечер, — снова говорю я в надежде, что в голову придет какая-нибудь блестящая мысль.
Портье, мужчина лет шестидесяти, добродушный толстяк, приходит мне на помощь:
— Синьорина ждет Вас. Номер двести два, второй этаж.
Мне хочется спросить его, откуда ему известно, что я иду именно к ней. А если я просто хотел узнать, есть ли свободный номер, или еще что-нибудь? Например, просто задать вопрос. Но понимаю, что лучше ничего не говорить.
— Спасибо.
Он смотрит мне вслед. Слегка улыбается, вздыхает, покачивает головой. То ли завидует Еве, то ли вздыхает о прошедшей жизни, полной радостей и приключений. Я поднимаюсь по лестнице. Номер 202. Останавливаюсь перед дверью и стучу.
— Это шампанское? — подходя к двери, спрашивает она насмешливым голосом.
— Нет, пиво.
Открывает дверь.
— Привет, заходи.
Она два раза целует меня в щеки. Двигается она неторопливо, немного по-другому, чем в самолете, — гораздо мягче. Совсем по-другому. Волосы у нее распущены.
— Кроме шуток, хочешь что-нибудь выпить? Я могу заказать снизу.
— Да. Я уже сказал: пива.
— Ну пиво-то есть в холодильнике.
Она указывает на маленький холодильник в противоположном углу номера. Я подхожу к нему и достаю пиво. Оборачиваюсь: она уже сидит на диване. Раскинутые руки лежат на подлокотниках и подушке. Ноги на полу, колени плотно сжаты.
— Я вся на взводе. Ходила по магазинам, как ты мне посоветовал.
— Ну и как?
— Классно. Купила ночную рубашку и чудесный комплект необычного синего цвета, «пастельно-синего», как я его назвала. Тебе нравится?
— Очень.
Она улыбается, наклоняется вперед, усаживаясь ровно.
— Хочешь посмотреть, как они на мне сидят?
Она живая, внимательная, веселая. И все время улыбается. Смотрит на меня пристально. Немного лукаво. Наверное, хочет произвести впечатление, показать, какая она изысканная и все такое. Если это вызов, я принимаю его.
— Конечно, хочу.
Она берет пакет. Смотрит на меня, щурится и, развеселившись, уходит. И я знаю, что она хочет услышать.
— Куда ты?
— В ванную. А ты что подумал? — и она закрывает за собой дверь, улыбаясь последней улыбкой из своего арсенала: — Но я скоро вернусь, жди.
Я только допил пиво, как она выходит из ванной. Это она. Ева.
— Ну как я?
На ней прозрачная ночная рубашка, которая обтекает тело как морская волна, такая тонкая, что мне слышится шум моря. Рубашка синевато-коричневого цвета. Пастельно-синего, как она сказала. Волосы причесаны. Даже улыбка, кажется, стала другой.