Стефан медленно повернулся и поднял голову. Его смертельно грустные глаза смотрели в никуда, и в Елене словно что-то перевернулось от той боли, отражение которой она увидела на его лице.
Голос Стефана по-прежнему остался выдержанным – но где-то на самой грани. Елена явственно слышала, какие отчаянные усилия требуются юноше, чтобы говорить ровным тоном.
– Да, Елена, – произнес Стефан, – думаю, у тебя есть право знать.
Тут он посмотрел ей прямо в глаза, и она подумала: «Неужели все так скверно? Что может быть хуже?»
– Я не испытываю к тебе ненависти, – продолжил юноша, тщательно, раздельно произнося каждое слово. – Я никогда тебя не ненавидел. Просто ты… ты мне кое-кого напоминаешь.
Елена оказалась захвачена врасплох. Она ожидала чего угодно, только не этого.
– Я напоминаю тебе какую-то знакомую?
– Да, знакомую, – тихо подтвердил Стефан.
– Но, – медленно добавил он, словно втайне недоумевая, – на самом деле ты совсем другая. Она действительно на тебя походила, но была хрупкой, нежной. Уязвимой. Как внутри, так и снаружи.
– А я не такая.
Стефан издал звук, который вполне можно было принять за смешок, если бы он не был таким печальным:
– Да. Ты не такая. Ты воительница. Ты… это ты.
Некоторое время Елена безмолвствовала. Видя боль на его лице, она с трудом, но все же сдерживала гнев.
– Ты был с ней очень близок?
– Да.
– А что случилось потом?
Последовала долгая пауза, такая долгая, что Елена даже подумала, будто Стефан вообще не собирается отвечать. Наконец он промолвил:
– Она умерла.
Елена шумно выдохнула. Последний остаток ее гнева испарился.
– Должно быть, это ужасно больно, – негромко посочувствовала она, думая о белом надгробии Гилбертов среди сорняков. – Извини.
Стефан промолчал. На лицо его снова словно упала тень. Взгляд юноши обратился внутрь, на что-то ужасное, разбивающее сердце, что мог видеть только он. Но в выражении его лица сквозило не просто горе. Сквозь плотные стены, сквозь все хрупкое самообладание Елена смогла разглядеть невыносимое познание вины и жуткое одиночество. Вид у Стефана был такой потерянный и одержимый, что Елена, сама того не желая, пододвинулась к нему ближе.
– Стефан, – прошептала она.
Казалось, он ее не услышал; казалось, он заново переживал какое-то давнишнее несчастье.
Елена не смогла удержаться и положила ему руну на плечо:
– Поверь, Стефан, я знаю, как это может быть больно…
– Ты не можешь этого знать! – внезапно крикнул Стефан, и вся изящная оболочка его сдержанности вдруг взорвалась белой яростью.
Он опустил взгляд на руку Елены, словно не понимая, как она там оказалась, и разгневанный тем, что девочка осмелилась прикоснуться к нему. Зеленые глаза юноши были темными, когда он стряхнул чужую ладонь со своего плеча и поднял руку, чтобы помешать Елене снова до него дотронуться… но, взяв руку Елены, Стефан уже не смог ее отпустить и только с изумлением наблюдал, как их пальцы переплетаются, словно навеки объединяя их. Наконец потрясенный взгляд юноши перешел от сплетенных пальцев на лицо девочки.
– Елена, – прошептал Стефан.
Елена увидела его страдальческий взгляд и поняла, что он просто не может больше с собой бороться. Оборона замка пала, стены, наконец, рухнули, и она ясно увидела, что лежит по ту сторону.
Стефан обреченно наклонил голову к ее губам.
* * *
– Погоди… остановись здесь, – велела Бонни.
– По-моему, я что-то увидела.
Потрепанный «форд» Мэтта притормозил, съезжая к обочине дороги, где густо росла ежевика. Впереди что-то мерцало, постепенно к ним приближаясь.
– Боже мой, – вымолвила Мередит.
– Это Викки Беннетт.
Девушка проковыляла на освещенное фарами место и остановилась, покачиваясь, пока Мэтт тормозил. Ее кудрявые светло-каштановые волосы бы всклокочены, а взгляд казался остекленевшим. Лицо Викки было измазано грязью. Из одежды на ней осталась лишь тонкая комбинация.
– Давайте посадим ее в машину, – сказал Мэтт.
Мередит уже открывала дверцу. Выскочив наружу, она подбежала к девочке, явно пребывавшей в состоянии шока.
– Викки, с тобой все хорошо? Что с тобой случилось?
Викки простонала, все еще глядя прямо перед собой. Затем она словно вдруг увидела Мередит и крепко ухватилась за нее, впиваясь ногтями в кожу.
– Убирайтесь отсюда! – выдохнула Викки, и глаза ее переполнились отчаянным страданием.