136 
Значит, это был не сон, все оказалось явью: прогалина, черная месса, выстрел из пистолета, ярость Маттео и, наконец, вмешательство ужасного всадника…
Вспоминая это, она ощутила, как волосы встают дыбом у нее на голове, а по всему телу бегут мурашки… Неужели все же он принес ее сюда? Это не мог быть Маттео… Маттео хотел убить ее, и она еще успела увидеть, как он упал под ударом хлыста всадника… Тогда — это князь принес ее… раздел… уложил в кровать… осыпал пахучими цветами полностью отданное ему бесчувственное тело… может быть, и… нет, подобное невозможно?.. К тому же как он мог это сделать, если, по его словам, подтвержденным кардиналом, ни за что не хотел, чтобы его брак стал реальностью… Однако, отчаянно пытаясь пробиться сквозь окутавший ее сознание во время беспамятства туман, ей показалось, что она ощущала поцелуи и ласки…
Панический ужас сорвал Марианну с постели. Ей хотелось бежать, любой ценой бежать и немедленно покинуть этот дом, где ей грозило безумие, где отъезд крестного оставил ее беззащитной перед всеми опасностями жилища, населенного людьми, для которых тайны были хлебом насущным. Она хотела снова встретить чистое небо, солнце и мирные пейзажи Франции, может быть, менее романтичные, но гораздо более спокойные, тишину ее уютного особняка на Лилльской улице, веселые глаза Аркадиуса и даже — даже это ей казалось чудесным — неистовую ярость Наполеона, все, вплоть до угрозы со стороны Франсиса Кранмера, которая неизбежно нависнет над ней при возвращении домой! Да, лучше это, чем извращенная, чувственная атмосфера, в которой она задыхалась и против которой восставала ее жизнерадостная молодость!
Даже не подумав одеться, она снова побежала к Агате, с радостью убедилась, что девушка тоже возвращена в свою постель, и не стала даром терять времени. Кто ее принес, что сталось с Маттео — это сейчас не занимало молодую женщину.
С рожденной страхом силой она так энергично встряхнула девушку, что та пробудилась. Но, поскольку Агата, видимо, еще под действием снотворного, никак не могла прийти в себя и полными сна глазами таращилась на нее, Марианна схватила с туалетного столика кувшин с водой и выплеснула его содержимое в лицо Агате, которая вздрогнула, задохнулась… но в конце концов полностью проснулась.
— Наконец! — воскликнула Марианна. — Вставайте, Агата, и торопитесь! Надо упаковать багаж, разбудить Гракха, сказать ему, чтобы он сейчас же закладывал лошадей, срочно!
— Но… то… госпожа… — забормотала девушка, изумленная необычным способом пробуждения среди ночи и видом хозяйки, единственным одеянием которой были распущенные волосы, — госпожа, разве мы уезжаем?
— Сейчас же! Я хочу встретить восход солнца в пути!
Ну-ка, вставайте, да поживей!
Пока промокшая Агата выбиралась из постели, охваченная жаждой деятельности Марианна побежала в свою комнату, опорожнила сундуки и шкафы, вытащила вещи из небольшого чуланчика рядом с ванной и начала укладываться без всякого порядка. Когда несколько минут спустя появилась горничная, сухая и одетая, она нашла свою хозяйку среди невообразимого разора. При виде этого зрелища Агата на ходу подхватила пеньюар и накинула его на плечи Марианны, до сих пор не обратившей внимания на свою наготу.
— Госпожа простудится, — заметила она укоризненным тоном, но не решилась спросить о чем-нибудь.
— Спасибо. Теперь помоги мне привести все это в порядок… или нет, лучше пойди разбуди Гракха, а затем… нет, я сама пойду!
— Об этом не может быть и речи! — возмутилась Агата. — Госпожа спокойно оденется, пока я пойду за Гракхом. Как можно идти в людскую босиком, в одном пеньюаре! Я скажу донне Лавинии, чтобы она пришла помочь.
Агата едва успела выйти, как, к изумлению Марианны, появилась экономка, тщательно одетая, словно она этой ночью и не ложилась в постель. Может быть, ее разбудил поднятый хозяйкой шум, но она не была удивлена, найдя молодую женщину среди саквояжей и разбросанных вещей.
Она сделала реверанс так же безупречно и спокойно, словно сейчас было восемь или десять часов утра.
— Ваша милость покидает нас? — спросила она только.
— Да, донна Лавиния! И я замечаю, что это вас не особенно удивляет.
Голубые глаза экономки с участием остановились на раскрасневшемся лице Марианны. Она печально улыбнулась.
— С тех пор как господин кардинал покинул нас, я боялась, что это произойдет… Оставшись здесь одна, госпожа не могла не пробудить темные силы, которые еще правят в этой обители. Она хотела слишком много знать… и ее красота из тех, что порождают драмы. Не во зло будь ей сказано, я счастлива, что госпожа уезжает. Так будет лучше для всех.
136 
